Патер ностер на службе у коза ностры –
не попрекай куском, угости косяком.
Душе моей, словно каторжнице, вырвали ноздри
и отправили шляться пó миру босиком.
Тело ее разбито тропической лихорадкой,
руки покрылись язвами, а она всё скребёт пером,
согнувшись, как знак вопроса, над клетчатою тетрадкой,
в стакан подливая спирт и добавляя бром,
чтобы как-нибудь успокоиться. Только откуда покою
взяться, когда часовые затянуты пояса?
Так и живем – себя убивая одной рукою,
другою рукою звёзды вкручивая в небеса.
Соорудивший купол в больничной моей палате –
не поощряет пряник, не понукает кнут.
Сколько еще в запасе? Вечность на циферблате.
На циферблате вечность – без двадцати минут.
Михаил Юдовский
Патер ностер на службе у коза ностры –
не попрекай куском, угости косяком.
Душе моей, словно каторжнице, вырвали ноздри
и отправили шляться пó миру босиком.
Тело ее разбито тропической лихорадкой,
руки покрылись язвами, а она всё скребёт пером,
согнувшись, как знак вопроса, над клетчатою тетрадкой,
в стакан подливая спирт и добавляя бром,
чтобы как-нибудь успокоиться. Только откуда покою
взяться, когда часовые затянуты пояса?
Так и живем – себя убивая одной рукою,
другою рукою звёзды вкручивая в небеса.
Соорудивший купол в больничной моей палате –
не поощряет пряник, не понукает кнут.
Сколько еще в запасе? Вечность на циферблате.
На циферблате вечность – без двадцати минут.