Дмитрий Быков. Межзвёздные женщины

Чтобы было, как я люблю,—
я тебе говорю,—
надо еще пройти декабрю,
а после январю.
Я люблю, чтобы был закат
цвета ранней хурмы,
и снег оскольчат и ноздреват —
то есть распад зимы:
время, когда ее псы смирны,
волки почти кротки
и растлевающий дух весны
душит ее полки.

Ну и где триумфальный треск,
льдистый хрустальный лоск?
Солнце над ним водружает крест,
плавит его, как воск.

Я начал помнить себя как раз

в паузе меж времен —
время от нас отводило глаз,
и этим я был пленен.
Я люблю этот дряхлый смех,
мокрого блеска резь.
Умирающим не до тех,
кто остается здесь.
Время, шедшее на убой,
вязкое, как цемент,
было занято лишь собой,
и я улучил момент.
Жизнь, которую я застал,
была кругом неправа —
то ли улыбка, то ли оскал
полуживого льва.
Эти старческие черты,
ручьистую болтовню,
это отсутствие правоты
я ни с чем не сравню…
Я наглотался отравы той
из мутного хрусталя,
я отравлен неправотой
позднего февраля.
Но до этого — целый век
темноты, мерзлоты.

Если б мне любить этот снег,
как его любишь ты —
ты, ценящая стиль макабр,
вскормленная зимой,
возвращающаяся в декабрь,
словно к себе домой,
девочка со звездой во лбу,
узница правоты!
Даже странно, как я люблю
все, что не любишь ты.

Но покуда твой звездный час
у меня на часах,
выколачивает матрас
метелица в небесах,
и в четыре почти черно,
и вовсе черно к пяти,
и много, много еще чего
должно произойти.

 

 

 

Один комментарий к “Дмитрий Быков. Межзвёздные женщины

  1. Дмитрий Быков. Межзвёздные женщины

    Чтобы было, как я люблю,—
    я тебе говорю,—
    надо еще пройти декабрю,
    а после январю.
    Я люблю, чтобы был закат
    цвета ранней хурмы,
    и снег оскольчат и ноздреват —
    то есть распад зимы:
    время, когда ее псы смирны,
    волки почти кротки
    и растлевающий дух весны
    душит ее полки.

    Ну и где триумфальный треск,
    льдистый хрустальный лоск?
    Солнце над ним водружает крест,
    плавит его, как воск.

    Я начал помнить себя как раз

    в паузе меж времен —
    время от нас отводило глаз,
    и этим я был пленен.
    Я люблю этот дряхлый смех,
    мокрого блеска резь.
    Умирающим не до тех,
    кто остается здесь.
    Время, шедшее на убой,
    вязкое, как цемент,
    было занято лишь собой,
    и я улучил момент.
    Жизнь, которую я застал,
    была кругом неправа —
    то ли улыбка, то ли оскал
    полуживого льва.
    Эти старческие черты,
    ручьистую болтовню,
    это отсутствие правоты
    я ни с чем не сравню…
    Я наглотался отравы той
    из мутного хрусталя,
    я отравлен неправотой
    позднего февраля.
    Но до этого — целый век
    темноты, мерзлоты.

    Если б мне любить этот снег,
    как его любишь ты —
    ты, ценящая стиль макабр,
    вскормленная зимой,
    возвращающаяся в декабрь,
    словно к себе домой,
    девочка со звездой во лбу,
    узница правоты!
    Даже странно, как я люблю
    все, что не любишь ты.

    Но покуда твой звездный час
    у меня на часах,
    выколачивает матрас
    метелица в небесах,
    и в четыре почти черно,
    и вовсе черно к пяти,
    и много, много еще чего
    должно произойти.

Добавить комментарий