Автор: Перестал сомневаться в Боге,
Хоть колебался еще вчера.
(Как говорил мой учитель строгий
— Господь аплодирует вам, ура!).
Ночью, бывало, проснешься в страхе,
Будишь подругу, включаешь свет —
Неуютно душе во прахе.
Как это так, меня — и нет?
Как я метался, как сомневался,
Как вцеплялся в благую весть —
От когнитивного диссонанса:
Смерти нет — и все-таки есть!
И как-то это прошло с годами,
Хотя должно было стать острей
От приближения к этой даме
(Есть она, нет ее — черт бы с ней).
Дело не в том привычном мотиве ли,
Всякому гопнику по плечу,
Что все с годами мне опротивели?
Не опротивели, жить хочу.
Стал терпеливее, стал мудрее ли?
Так сказать, опять в молоко:
Невысоко мои мысли реяли —
И нынче реют невысоко.
Многие веруют от противного:
Что ни вспомнишь — везде фуфло.
Столько повсюду мрака активного —
Где-то обязано быть светло.
Тут есть известный резон, без спора.
Высунешь нос — и сразу домой;
Смотришь трансляцию из собора —
И ощущаешь себя Хомой.
Когда в глаза тебе смотрят Вии —
Сразу уверуешь, s’est la vie.
Но ведь это все не впервые.
И когда тут рулил не Вий?
Да и наивен сводящий Бога
Только к свету, только к добру
(Эта мысль тяжела для слога —
Скажу точнее, когда умру).
О, сознание островное,
Света пятно среди темных вод!
Бог — это как бы все остальное,
Кроме всего вот этого вот.
Сейчас для этого нету слова,
Как в подсознание ни вникай.
Разве что вспомнить фразу Толстого
Из последнего дневника,
Когда оставалось ему немного до, сорри,
Выхода в высший свет:
Или, пишет он, нету Бога,
Или ничего, кроме Бога, нет.
Как газ, как свет, как снег,
Бесстрастно штрихующий раннюю полутьму,
Бог заполняет все пространство,
Предоставленное ему.
Глядишь, почти ничего не стало,
Как и предрек один иудей:
Чести, совести, долга, срама,
Слез и грез, вообще людей.
Сплошь лилипутики, менуэтики,
Растелешившийся Бобок;
Ни эстетики, ни конкретики,
Ни политики — только Бог.
Смотри, как он перетекает
В родной пейзаж со всех сторон,
Как ничего не отвлекает —
Всюду он и только он.
Смотришь сквозь тюлевые занавески,
Как пустынен мир и убог,
Как на него сквозь голые ветки
Сверху клоками сыплется Бог;
Как засыпает пустырь, дорогу,
Как сцепляется на лету,
Покуда мир подставляет Богу
Свою растущую пустоту,
Как заполняет все пространство
Его хрустальный перезвон.
Только я еще остался.
Уйду — и будет только он.
Дмитрий Быков. Рождественское
by Виктор (Бруклайн) • 7 января 2018
*****
Перестал сомневаться в Боге,
Хоть колебался еще вчера.
(Как говорил мой учитель строгий
— Господь аплодирует вам, ура!)…
Многие веруют от противного:
Что ни вспомнишь — везде фуфло.
Столько повсюду мрака активного —
Где-то обязано быть светло…
Смотришь сквозь тюлевые занавески,
Как пустынен мир и убог,
Как на него сквозь голые ветки
Сверху клоками сыплется Бог;
Как засыпает пустырь, дорогу,
Как сцепляется на лету,
Покуда мир подставляет Богу
Свою растущую пустоту,
Как заполняет все пространство
Его хрустальный перезвон.
Только я еще остался.
Уйду — и будет только он.
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
М. Бажан МОЕМУ ДРУГУ
******
Ты изолирован, ты смог уединиться,—
Твоя пора.
Беззвучно бьются на странице
Конвульсии пера.
Безжалостна жестокая игра,
И сердце — к финишу, и вперегонку — слово.
И пульс агонии безумьем атакован,
Высокою температурою пера.
Так, поэтический гурман,
Не замечаешь роста дней,
И всё становится стыдней
Убогих рифм и сердца смрадных ран.
И ты пытаешься опять
Найти глубины в слове плоском.
И возвеличивать и ждать
Любви туманные наброски…
И дни идут, но сердца тухлый ком
Надеется под серым пиджаком.
Пустыми переулками тоски
Ты в бледных сумерках запутался опять,
И, как воды разбуженная гладь,
В глазах плывут неясные круги…
Дмитрий Быков. Рождественское
Перестал сомневаться в Боге,
Хоть колебался еще вчера.
(Как говорил мой учитель строгий
— Господь аплодирует вам, ура!).
Ночью, бывало, проснешься в страхе,
Будишь подругу, включаешь свет —
Неуютно душе во прахе.
Как это так, меня — и нет?
Как я метался, как сомневался,
Как вцеплялся в благую весть —
От когнитивного диссонанса:
Смерти нет — и все-таки есть!
И как-то это прошло с годами,
Хотя должно было стать острей
От приближения к этой даме
(Есть она, нет ее — черт бы с ней).
Дело не в том привычном мотиве ли,
Всякому гопнику по плечу,
Что все с годами мне опротивели?
Не опротивели, жить хочу.
Стал терпеливее, стал мудрее ли?
Так сказать, опять в молоко:
Невысоко мои мысли реяли —
И нынче реют невысоко.
Многие веруют от противного:
Что ни вспомнишь — везде фуфло.
Столько повсюду мрака активного —
Где-то обязано быть светло.
Тут есть известный резон, без спора.
Высунешь нос — и сразу домой;
Смотришь трансляцию из собора —
И ощущаешь себя Хомой.
Когда в глаза тебе смотрят Вии —
Сразу уверуешь, s’est la vie.
Но ведь это все не впервые.
И когда тут рулил не Вий?
Да и наивен сводящий Бога
Только к свету, только к добру
(Эта мысль тяжела для слога —
Скажу точнее, когда умру).
О, сознание островное,
Света пятно среди темных вод!
Бог — это как бы все остальное,
Кроме всего вот этого вот.
Сейчас для этого нету слова,
Как в подсознание ни вникай.
Разве что вспомнить фразу Толстого
Из последнего дневника,
Когда оставалось ему немного до, сорри,
Выхода в высший свет:
Или, пишет он, нету Бога,
Или ничего, кроме Бога, нет.
Как газ, как свет, как снег,
Бесстрастно штрихующий раннюю полутьму,
Бог заполняет все пространство,
Предоставленное ему.
Глядишь, почти ничего не стало,
Как и предрек один иудей:
Чести, совести, долга, срама,
Слез и грез, вообще людей.
Сплошь лилипутики, менуэтики,
Растелешившийся Бобок;
Ни эстетики, ни конкретики,
Ни политики — только Бог.
Смотри, как он перетекает
В родной пейзаж со всех сторон,
Как ничего не отвлекает —
Всюду он и только он.
Смотришь сквозь тюлевые занавески,
Как пустынен мир и убог,
Как на него сквозь голые ветки
Сверху клоками сыплется Бог;
Как засыпает пустырь, дорогу,
Как сцепляется на лету,
Покуда мир подставляет Богу
Свою растущую пустоту,
Как заполняет все пространство
Его хрустальный перезвон.
Только я еще остался.
Уйду — и будет только он.