Даже в пекле надежда заводится,
Если в адские вхожа края.
Матерь Божия, Богородица,
Непорочная Дева моя!
Она ходит по кругу прокля́тому,
Вся надламываясь от тяго́т,
И без выборов каждому пятому
Ручку маленькую подаёт.
А под сводами чёрными, низкими,
Где земная кончается тварь,
Потрясает пудовыми списками
Ошарашенный секретарь.
И кричит он, трясясь от безсилия,
Поднимая ладони свои:
— Прочитайте Вы, Дева, фамилии,
Посмотрите хотя бы статьи!
Вы увидите, сколько уводится
Неугодного Небу зверья —
Вы не правы, моя Богородица,
Непорочная Дева моя!
Но идут, но идут сутки целые
В распахнувшиеся ворота́
Закопчённые, обгорелые,
Не прощающие ни черта́!
Через небо глухое и старое,
Через пальмовые сады
Пробегают, как волки поджарые,
Их расстроенные ряды.
И глядят серафимы печальные,
Золотые прищурив глаза,
Как открыты им двери хрустальные
В трансцендентные небеса;
Как крича, напирая и гикая,
До воло́с в планетарной пыли
Исчезает в них скорбью великая
Умудрённая сволочь земли.
И глядя́, как кричит, как колотится
Оголтевшее это зверьё,
Я кричу:
— Ты права, Богородица!
Да прославится имя твое!
1940 г.
https://duckduckgo.com/?t=palemoon
http://amkob113.ru/akver/dbr-4.html
У Домбровского есть и посильнее (imho)
* * *
Меня убить хотели эти суки,
Но я принес с рабочего двора
Два новых навостренных топора.
По всем законам лагерной науки
Пришел, врубил и сел на дровосек;
Сижу, гляжу на них веселым волком:
«Ну что, прошу! Хоть прямо, хоть проселком…»
— Домбровский, — говорят, —
ты ж умный человек,
Ты здесь один, а нас тут… Посмотри же!
— Не слышу, — говорю, —
пожалуйста, поближе!
Не принимают, сволочи, игры.
Стоят поодаль, финками сверкая,
И знают: это смерть сидит в дверях сарая,
Высокая, безмолвная, худая,
Сидит и молча держит топоры!
Как вдруг отходит от толпы Чеграш,
Идет и колыхается от злобы:
—
Так не отдашь топор мне?
— Не отдашь!
— Ну, сам возьму!
— Возьми!
— Возьму!
— Попробуй!
Он в ноги мне кидается, и тут,
Мгновенно перескакивая через,
Я топором валю скуластый череп,
И — поминайте, как его зовут!
Его столкнул, на дровосек сел снова:
«Один дошел, теперь прошу второго!»
И вот таким я возвратился в мир,
Который так причудливо раскрашен.
Гляжу на вас, на тонких женщин ваших,
На гениев в трактире, на трактир,
На молчаливое седое зло,
На мелкое добро грошовой сути,
На то, как пьют, как заседают, крутят,
И думаю: как мне не повезло!
Из лагерной поэзии, возможно, одно из популярнейших:
Круг Михаил «Новый год, порядки новые»
Новый год, порядки новые
Колючей проволокой наш лагерь обнесен
И все глядят на нас глаза суровые
И каждый знает, что на гибель обречен.
Ах, милая, зачем унылая
Зачем с презрением так смотришь на меня
Не забывай меня — ведь я люблю тебя
И на прощанье дай разок поцеловать.
Ах, новый год, Москва салюты бьет,
А я лежу в окопе — весь обледенел
Сплошные выстрелы, катюша снова бьет
Над головой снаряд немецкий пролетел.
Ах, милая, зачем унылая
Зачем с презрением так смотришь на меня
Не забывай меня — ведь я люблю тебя
И на прощанье дай разок поцеловать.
Я буду пить вино-шампанское
За очи карие, что сделали со мной
Что б жизнь казалась все больше лучше нам
И за веселым за шампанским умереть.
Ах, милая, зачем унылая
Зачем с презрением так смотришь на меня
Не забывай меня — ведь я люблю тебя
И на прощанье дай разок поцеловать
Лагерное стихотворение Юрия Домбровского «Амнистия»
Даже в пекле надежда заводится,
Если в адские вхожа края.
Матерь Божия, Богородица,
Непорочная Дева моя!
Она ходит по кругу прокля́тому,
Вся надламываясь от тяго́т,
И без выборов каждому пятому
Ручку маленькую подаёт.
А под сводами чёрными, низкими,
Где земная кончается тварь,
Потрясает пудовыми списками
Ошарашенный секретарь.
И кричит он, трясясь от безсилия,
Поднимая ладони свои:
— Прочитайте Вы, Дева, фамилии,
Посмотрите хотя бы статьи!
Вы увидите, сколько уводится
Неугодного Небу зверья —
Вы не правы, моя Богородица,
Непорочная Дева моя!
Но идут, но идут сутки целые
В распахнувшиеся ворота́
Закопчённые, обгорелые,
Не прощающие ни черта́!
Через небо глухое и старое,
Через пальмовые сады
Пробегают, как волки поджарые,
Их расстроенные ряды.
И глядят серафимы печальные,
Золотые прищурив глаза,
Как открыты им двери хрустальные
В трансцендентные небеса;
Как крича, напирая и гикая,
До воло́с в планетарной пыли
Исчезает в них скорбью великая
Умудрённая сволочь земли.
И глядя́, как кричит, как колотится
Оголтевшее это зверьё,
Я кричу:
— Ты права, Богородица!
Да прославится имя твое!
1940 г.