Когда оптовая компания бизнесмена Тихманского «БонФрут», торгующая бананами и яблоками, начала вставать на ноги и крепко вставать — а это произошло весной 1995 года — сразу же посыпались предложения о всех видах спонсорства. Предлагали поддержать фестиваль Саратовской гармони и вяземского пряника, юных астрономов и пожилых бодибилдеров. На все предложения практичный Тихманский обычно отвечал решительным «нет». Когда же ему позвонил странный заикающийся человек и предложил поддержать деньгами 6-й ежегодный чемпионат города Гатчина по плаванию в прохладной воде, Тихманский распсиховался и велел секретарю больше не соединять его с назойливыми попрошайками.
— Еще раз такое повторится, — пригрозил он референту, — выдам тебе вместо выходного пособия вяземский пряник и саратовскую гармонь и пойдешь плавать в прохладной воде. Франсуаза Саган какая-то!
Но как-то вечером, когда уже все разошлись из офиса, Тихманский сидел там один и перебирал накладные. Вдруг на столе зазвонил новый перламутровый телефон LG. Повинуясь какому-то внутреннему чувству, Тихманский взял трубку.
- Эдуард Викторович? — сказал хрипловатый, но приятный мужской голос (собеседник, видимо, хорошо подготовился).
- Я.
- Вас беспокоит директор зоопарка. Хотели бы предложить вам взять под опеку кого-то из наших питомцев. Это было бы очень полезно для вашего имиджа и вашей торговой марки. У нас бывают десятки тысяч взрослых и детей в неделю. Поверьте, эффект будет куда больше, чем ваши затраты. Приезжайте к нам в гости просто так, я сделаю вам экскурсию по всем вольерам. Это вас ни к чему не обязывает. Если откажетесь, я буду не в претензии.
Денег у компании в тот момент было уже так много, что Тихманский вдруг почувствовал некий зуд ухаря-купца. Не мешало бы немного спустить их, подобно тому, как цирюльники отворяли некогда кровь для того, чтобы посетитель имел бодрый вид и чувствовал себя здоровее.
Внушив себе, что он ничего не теряет, Тихманский на следующее утро сел за руль (тогда у него уже был новенький, спортивный «форд-проуб») и покатил на встречу.
Директор встречал его у ворот. Тихманскому он напомнил одуванчик: седые шарообразные кудри его уже облетали от возраста. Заношенная джинсовая куртка пропахла всеми мыслимыми и немыслимыми животными запахами. Тихманский сначала воротил нос, затем принюхался и воспринимал это как должное.
Обезьяны были глупы и суетливы. Тигры — слишком агрессивны. От лис шло тлетворное амбре. И самое главное, у всех был несчастный вид.
Когда Тихманский был в США, он посетил несколько зоопарков — в Цинцинатти, в Фениксе, в Сан-Диего — и везде его удивляла простота, демократичность, открытость, те же самые верблюды из открытых загонов всегда тянулись мордами к людям, дети бесстрашно трогали их за носы и уши и даже, по желанию, на них катались. Российские же зоопарки были отражением действительности: звери чалились в клетках без вины и суда, выглядывая оттуда так виновато, словно хотели спросить: «А меня-то, начальник, за что?» Пожалуй, им было даже хуже, чем обычным заключенным, потому что они не знали ни окончания своего срока, ни причины, по коей сюда попали. Когда Тихманский начал кормить верблюда морковью, у него было ощущение, что он принес на зону передачу. А служащий зоопарка, который заходил вычесать с верблюда клоки линялой шерсти и строго прикрикивал на него при любой шалости, почему-то очень напоминал вертухая. Глядя на него, Тихманский все время ждал, что тот закричит: «Не ложиться на кровать в дневное время! Как отвечаешь начальнику?»
Когда в фирме узнали про эту невинную страсть Тихманского, то примерно так его и вышучивали: «Ну что, отнес сегодня зэкам подогрев?» Тихманский и сам легко включился в эту игру, отвечая: «Да, надо передать братишкам шамовку, совсем там уже доходят».
Бактриан, которого выбрал для опеки Тихманский, высотою был в полтора человеческих роста. Весь обросший шерстяными сталактитами, он важно и лениво переступал в отведенных ему пределах клетки. Задний горб еще бодро держался, но передний уныло свисал набок, свидетельствуя о неважном питании. Несмотря на все это, верблюд не унывал, он смотрел на мир хитрым семитским взглядом своих глаз-маслин и, казалось, щурился не только глазами, но и ноздрями.
Тихманский сразу почувствовал в нем родственную душу. Верблюд выглядел таким же одиноким, неприкаянным и замученным.
- Он не плюнет? — заосторожничал Тихманский.
Директор расхохотался.
— Плюет он только в ветеринара. И то, когда он ставит ему прививки. В вас-то за что?
- А как его зовут? — спросил Тихманский.
- Вы можете назвать его, как хотите, — бодро отозвался директор. — Вы же теперь опекун.
Имя пришло само собой. По аналогии с BonFruit Тихманский решил назвать верблюда Боня.
- А знаете ли вы, что у верблюда очень высокий интеллект? — повествовал директор зоопарка. — Его никогда не заставишь делать то, что ему не по нраву. Он довольно злопамятен и может отомстить человеку несколько лет спустя. Впрочем, с другой стороны, добро он тоже помнит.
«Ну, просто вылитый я», — подумалось Тихманскому.
- И сколько же стоит опекунство? — перешел к делу Тихманский.
- Ээээ… — директор оценивающе посмотрел на Тихманского, не желая продешевить. В то же время он слегка побаивался, что, оглоушенный цифрой, спонсор сбежит прямо с места переговоров. — Тысячи долларов будет достаточно.
Теперь уже Тихманский внимательно посмотрел на директора, прикидывая, какая доля из этой цифры пойдет непосредственно на содержание его, а не верблюда. Впрочем, тысяча долларов для него была вполне приемлемыми, даже карманными деньгами. Он решил, что удовольствие того стоит.
- А что ж так дорого? — он не был бы Тихманским, если бы упустил возможность поторговаться.
- Верблюду нужен полноценный рацион! — директор вступился за животное с таким энтузиазмом, словно собирался сам весь этот рацион слопать. — Вы посмотрите, какой он здоровяк. Тонну весит! Как автомобиль! Конечно, какая-нибудь землеройка обошлась бы дешевле. Но вы же хотите верблюда, а не землеройку!
- Хорошо! — сдался Тихманский. — Давайте подпишем договор на полгода.
В следующие выходные Тихманский вновь посетил зоосад и с удовлетворением отметил, что на вольере с верблюдом появилась дополнительная табличка, извещающая, кто заботится о верблюде и какая у него кличка. Самому Боне, очевидно, что-то всё же перепало от щедрот директора, потому что выглядел он сытым и счастливым. Тихманскому даже почудилось на мгновение, что Боня его узнал и благодарственно кивнул.
Разыскав директора, Тихманский сказал, покраснев:
- А можно приезжать общаться с верблюдом… Ну, не при свидетелях?
Даже сам Тихманский осознал, что его просьба очень необычна. Но дело в том, что публичное общение со своим питомцем казалось ему чем-то стыдным, недостойным. Его оскорбляла эта толпа, теснившаяся вокруг. Тихманский подумал, что его отношения с верблюдом должны быть более приватными.
К его удивлению, директор отнесся к просьбе с пониманием.
- Да, конечно. Можете приезжать в любое время после закрытия. Я предупрежу охрану.
И Тихманский начал навещать верблюда по два раза в неделю. Сначала он просто садился на табуретку напротив вольера и глядел, как тот, прикрыв глаза, плоско двигает нижней челюстью.
Тихманский обнаружил, что верблюд — замечательный слушатель. Он всегда был невозмутим, никогда не перебивал и ничем не давал понять, что ему уже надоело.
Увлекшись, Тихманский стал рассказывать ему о нерадивых работниках и высоких налогах, ценах на аренду и курсе доллара. Он точно знал главное — верблюд никому не разболтает. А это в наше смутное время уже немало. У него выработалось уже что-то вроде условного рефлекса: получив важную новость, он сразу спешил поделиться ей с верблюдом. Постепенно он даже выработал для себя систему примет: если верблюд в приветливом настроении и улыбается, значит, все получится; а если он не в духе и поворачивается задом, то жди на работе неприятностей.
Чем дальше, тем больше Тихманского посещала лихая мысль выкупить Боню в собственность и поселить у себя во дворе, в металлическом гараже. Он сразу же предвкушал и рекламную пользу: про это протрубят все желтые газеты. Но шаг был очень основательным и непростым, словно жениться. Поэтому Тихманский тянул время и никак не мог принять окончательное решение.
Однажды, придя в зоопарк, Тихманский застал пустую клетку.
- Сдох верблюд, — виновато развел руками директор. — От перекормицы. С недостатком еды верблюды мирятся легко, а вот слишком много пищи — для них критично. Мы же усилили ему рацион, а тут совпало с началом сезона. Посетители тащат и тащат всякую дрянь. Сколько раз их предупреждали…
- А с договором что делать? — тупо спросил Тихманский, ощущая внутри какую-то невосполнимую утрату.
- Расторгнуть, — пожал плечами директор. — Или перенести на другое животное. По вашему усмотрению.
Тихманский махнул рукой и, вернувшись в офис, отдал распоряжение заниматься в дальнейшем вопросами спонсорства зоопарка своему менеджеру. Непонятно почему, но он почувствовал себя обворованным.
«Такого друга я больше нигде не найду», — мелькнула у него в голове мысль и исчезла.