Автор: Я обычно не стыжусь дурных поступков других евреев, потому что большая индивидуалистка и мыслю скорее личностями, чем народами. Но один раз было.
Не помню, в каком году – давно. Тогда русские и украинцы прилетали в Мексику, добирались до ее северной границы, подходили к пропускному пункту и просили политического убежища. Пока иммиграционные службы и суды решали их судьбу, просителей помещали в специальные центры. Это не тюрьма, но и не свобода. Что-то вроде чистилища: ведь разгуливать по территории Америки они пока не имели права. Там кормили, бесплатно лечили и все такое. Если бы не эти центры, где американский налогоплательщик брал их на содержание, такие просители загнулись бы в Мексике от безденежья и бандитизма. Я не раз слышала искренние слова благодарности от простых людей: кормят, как они давно не ели дома, бесплатно учат английскому…
Но один раз мне, переводчику, попалась особенная женщина, из породы сутяг и кляузниц. У меня чуть трубка не падала от удивления, когда она жаловалась начальству центра, на начальство центра, рядовым сотрудникам, на рядовых сотрудников, на кухню, на соседок по комнате, на невозможность исполнять религиозные установления, на…, на…, на…, вновь излагая всю историю своих претензий с момента своего появления. Она выставляла многочисленные требования за себя и за сына-подростка.
— Почему их поместили в разные комнаты? (А там разделение по полам и комнаты на четыре человека.)
— Почему не обеспечивают кошерной пищей? Они не могут есть мясное с молочным за один прием пищи. (Начальство смущенно оправдывалось за то, что их кухня некошерная, обещало что-нибудь придумать.)
— Почему ей дают непонятно какой шампунь? У себя в Прибалтике она привыкла к «Хэд энд Шолдерс». Никакой другой ей не подходит. (Начальство обещало обеспечить.)
— Почему вчера, когда ее сын смотрел интересную передачу, один обитатель подошел к телевизору и переключил на другой канал?
— Почему ее соседка по комнате шумела…
Таких эпизодов, методично излагала она, было более пятисот (она называла точную цифру), и все они ею записаны и пронумерованы. Предрекала центру юридические кары.
Как я поняла, жаловалась она упорно, последовательно, проводя такие сеансы давления не менее одного раза в день. Хорошо знала, что все ее жалобы обязаны зарегистрировать. Приносила свой грозный гроссбух с сотнями записей. Вот за нее мне было стыдно. Почему она тоже еврейка? А «Хэд энд Шолдерс» помню до сих пор.