Обед вполне обычный

Плиний Старший, тот который погиб под пеплом Везувия, писал когда-то.

Я имел воз­мож­ность видеть Лол­лию Пау­ли­ну, жену импе­ра­то­ра Гая, усы­пан­ную изу­мруда­ми и жем­чу­гом, но не на каком-нибудь важ­ном празд­ни­ке или тор­же­ст­вен­ной цере­мо­нии, а на обыч­ном обеде, устро­ен­ном по пово­ду помолв­ки, так что вся голо­ва ее была уви­та пере­ли­ваю­щи­ми­ся нитя­ми этих кам­ней, кото­рые свер­ка­ли на ней в воло­сах, при­дер­жи­ва­е­мых дра­го­цен­ны­ми закол­ка­ми, на ушах, на шее, уве­шан­ной оже­ре­лья­ми, на паль­цах, все­го на сум­му в сорок мил­ли­о­нов сестер­ци­ев. Сама она была гото­ва в любой момент пред­ъ­явить таб­лич­ки с запи­ся­ми, дока­зы­ваю­щи­ми то, что эти дра­го­цен­но­сти полу­че­ны были закон­ным путем, что это не пода­рок щед­ро­го импе­ра­то­ра, а богат­ства, полу­чен­ные в наслед­ст­во, то есть, добы­тые за счет ограб­ле­ния про­вин­ций. Так вот ради чего их гра­би­ли, вот зачем выпил яд Марк Лол­лий, кото­рый лишил­ся доб­ро­го име­ни, при­ни­мая под­но­ше­ния от всех восточ­ных царей и поте­рял друж­бу Гая Цеза­ря, сына Авгу­ста, — все для того, чтобы его внуч­ка усы­па­ла себя соро­ка мил­ли­о­на­ми сестер­ци­ев и высту­пи­ла при све­те лам­пад на все­об­щее обо­зре­ние! Теперь пусть кто-нибудь сна­ча­ла под­счи­та­ет, сколь­ко все­го доста­ви­ли на свои три­ум­фы Курий и Фаб­ри­ций, пусть пред­ста­вит себе носил­ки, нагру­жен­ные их тро­фе­я­ми, а потом пусть вооб­ра­зит Лол­лию, эта­кую бабен­ку, дорвав­шу­ю­ся до вла­сти, воз­ле­жа­щую за обеден­ным сто­лом; не пока­жет­ся ли ему, что было бы луч­ше, если бы этих победи­те­лей ста­щи­ли с их три­ум­фаль­ных колес­ниц, чем дали одер­жать победы, кото­рые при­ве­ли к таким послед­ст­ви­ям? Но это еще не самые выдаю­щи­е­ся при­ме­ры рас­то­чи­тель­ной рос­ко­ши. Были две жем­чу­жи­ны, самые круп­ные из всех, кото­рые когда-либо встре­ча­лись; обе­и­ми завла­де­ла Клео­пат­ра, послед­няя цари­ца Егип­та, полу­чив их в наслед­ст­во от царей Восто­ка. В те вре­ме­на, когда Анто­ний еже­днев­но потреб­лял изыс­кан­ные блюда, Клео­пат­ра с пре­не­бре­жи­тель­ным видом, одновре­мен­но высо­ко­мер­ным и вызы­ваю­щим, как и подо­ба­ет цар­ст­вен­ной блуд­ни­це, в сво­их выска­зы­ва­ни­ях ста­ра­лась ума­лить досто­ин­ства рос­кош­ных куша­ний Анто­ния, а когда тот спро­сил, что же еще мож­но доба­вить к вели­ко­ле­пию его сто­ла, она отве­ти­ла, что суме­ет за один обед про­есть десять мил­ли­о­нов сестер­ци­ев. Анто­ний попро­сил ее ска­зать, каким же обра­зом, хотя и не верил в то, чтобы такое было воз­мож­но. Тогда они бились об заклад, и на следу­ю­щий день, кото­рый был назна­чен для раз­ре­ше­ния спо­ра, Клео­пат­ра пода­ла Анто­нию обед сам по себе вели­ко­леп­ный, ведь этот день не дол­жен был про­пасть зря, но обед вполне обыч­ный для Анто­ния, и тот, отпус­кая насмеш­ки, потре­бо­вал, чтобы ему под­счи­та­ли, в какую сум­му обо­шлись все эти при­готов­ле­ния. Одна­ко цари­ца отве­ти­ла, что все, что он видит, это лишь допол­не­ние к основ­но­му, и про­дол­жая наста­и­вать на том, что обед обой­дет­ся имен­но в ту сум­му, о кото­рой они дого­во­ри­лись, и что она одна съест на десять мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, отда­ла при­каз вне­сти следу­ю­щее блюдо. Следуя полу­чен­ным зара­нее ука­за­ни­ям, слу­ги поста­ви­ли перед ней все­го лишь один сосуд, напол­нен­ный уксу­сом, кото­рый был настоль­ко кис­лым и креп­ким, что раз­жи­жал жем­чуг. Клео­пат­ра носи­ла в ушах серь­ги в выс­шей сте­пе­ни необыч­ные — дей­ст­ви­тель­но, непо­вто­ри­мые тво­ре­ния при­ро­ды. И пока Анто­ний ожидал, что же будет сде­ла­но, Клео­пат­ра сня­ла с себя одну из жем­чу­жин, опу­сти­ла ее в жид­кость, и когда та рас­т­во­ри­лась, про­гло­ти­ла ее. Луций Планк, кото­рый дол­жен был рас­судить этот спор, оста­но­вил Клео­пат­ру, когда та собра­лась точ­но так­же про­гло­тить дру­гую жем­чу­жи­ну, и объ­явил Анто­ния побеж­ден­ным, так как уже было полу­че­но вер­ное свиде­тель­ст­во его пора­же­ния. Не менее зна­ме­ни­та и вто­рая жем­чу­жи­на, точ­ная копия пер­вой, кото­рая после пле­не­ния цари­цы, победив­шей в таком важ­ном спо­ре, была рас­пи­ле­на для того, чтобы поло­ви­на обеда Клео­пат­ры и Анто­ния ста­ла серь­га­ми, в ушах Вене­ры в рим­ском Пан­теоне.