Что он понимает, этот Томас Манн?

«Редакция не всегда разделяет мнения авторов» — этот догмат журналистики мы подтвердили в последнем альманахе «Еврейской Старины», где опубликована очень большая и содержательная работа доктора филологических наук Людмилы Дымерской-Цигельман от Томасе Манне. О ряде наших разногласий я написал в специальном Послесловии.
http://berkovich-zametki.com/…/Stari…/Nomer1/Dymerskaja1.php

Возьмем один частный пример: какой фразой должна заканчиваться знаменитая новелла писателя «Кровь Вельзунгов» после сцены инцеста. Новеллу переводили на русский язык три переводчицы: Евгения Фрадкина (1995), Елизавета Соколова (1997) и Екатерина Шукшина (2011). Все они перевели концовку новеллы по варианту, подготовленному Манном для журнала «Neue Rundschau». На этом «смягченном» варианте настаивал редактор Оскар Би. Не желая с ним конфликтовать, Томас Манн придумал такой конец:

– А как же Беккерат?
– Ну, он должен быть нам благодарен. Теперь у него будет менее тривиальная жизнь.

Томас Манн рассматривал такой вариант лишь как уступку журналу, а для книжного издания новеллы конец должен был звучать с двумя словами из идиша: ««Бегáнэфт мы его, ‑ гоя». В оригинале последняя фраза новеллы звучит так: «Beganeft haben wir ihn, — den Goy». По-русски это означает: «Надули мы этого гоя, обманули его».

Доктор Дымерская-Цигельман считает, что переводчицы поступили правильно, первая концовка лучше соответствует остальному тексту новеллы. Она пишет:

» Авторская концовка не только не соответствовала стилю всего рассказа, но и нарушала цельность образов близнецов. Вряд ли они знали идиш и тем паче использовали его. Как пишет Т. Манн, «они презирали отца за происхождение, за кровь, что текла в его жилах и которую они от него унаследовали, за способ, каким он достиг богатства, за его пристрастия, которые ему не подобали… Он знал это и считал их в какой-то мере правыми: он не был свободен от чувства вины перед ними». При этаком национальном самопрезрении, которое, кстати, претило самому Манну, кто бы стал обучать детей идишу?!»

Получается, что литературовед и переводчицы на русский лучше автора знают, как должно заканчиваться его произведение. А ведь Томас Манн не случайно так бился с концовкой новеллы, что ходил к тестю — профессору Альфреду Прингсхайму — на консультацию для поиска нужного слова на идиш. И именно Прингсхайм подсказал ему глагол «ганэф» — обманывать, надувать.

Для писателя здесь важен был не конкретный смысл отдельного слова на чужом языке, а именно его «чуждость», «ненормальность». Последняя фраза Зигмунда звучит явным диссонансом к его правильной, изысканной, местами вычурной немецкой речи. Такого диссонанса и добивался Волшебник, как называли Томаса его дети.

В письме брату Генриху от 5 декабря 1905 года Томас пишет: «То, что ты говоришь о конце, очень укрепило мою веру в этот конец – в его возможность и внутреннюю оправданность. Я и решил оставить его в книжном издании».

Попытку Людмилы Дымерской-Цигельман оправдать переводчиц и объявить журнальный вариант новеллы окончательной авторской редакцией надо признать неубедительной.

О том, что авторская концовка не соответствовала стилю всего рассказа, Томас Манн догадывался. Более того, он сам стремился к этому эффекту, это был его писательский замысел, литературный прием. В письме Генриху он прямо говорит, что «чувствовал потребность всё еще раз перевернуть вверх дном какой-нибудь репликой».

Пассаж об обучении идишу звучит наивно. Родному языку не обучают, дети впитывают его сами, буквально с молоком матери. И даже если в дальнейшей жизни они не говорят на материнском языке, отдельные фразы и обороты прочно впечатаны у них в подсознание и могут в экстремальных состояниях сорваться с языка.

Когда в 1921 году Томасу Манну попал в руки один из роскошных экземпляров новеллы, отпечатанных в мюнхенской типографии Dr. C.Wolf & Sohn, писатель был огорчен: концовка текста осталась той же, что была подготовлена для «Neue Rundschau», без «грубых» еврейских слов. В дневнике от 13 апреля 1921 года Томас признается:

«Пришли экземпляры люксовского издания «Крови Вельзунгов», к сожалению, не с оригинальным концом. Я должен был об этом позаботиться».

Через три дня писатель дарит экземпляр книги другу Эрнсту Бертраму и собственноручно исправляет последнюю фразу на первоначальный конец текста с еврейскими словами.

***

С моим мнением согласны и ведущие немецкие манноведы. Самым полным и научно обоснованным собранием сочинений Томаса Манна является еще не законченное Полное комментированное франкфуртское издание (GKFA). «Кровь Вельзунгов» опубликована в томе 2.1 «Ранние рассказы». Концовка текста здесь та, которую придумал автор, т.е. с «грубыми» еврейскими словами. Так же поступили издатели французского перевода 1931 года, заменив, правда, еврейские слова французскими.

Русский читатель получил перевод «Крови Вельзунгов» в том виде, на котором настаивал редактор «Neue Rundschau». Томас Манн был согласен с такой концовкой только в виде исключения, обещав брату Генриху, что в книжном издании обязательно вернется к оригинальной фразе. Увы, переводчики на русский язык (Е. Фрадкина, Е. Соколова и Е. Шукшина) желание автора проигнорировали. Оправдание такого решения в статье Людмилы Дымерской-Цигельман явно неудачно.