Леопольд Эпштейн. Над стальной полосой монотонного тусклого льда…

Над стальной полосой монотонного тусклого льда
Серебрится, сгущаясь, туман океанский, рельефный до дрожи.
Я когда-то читал, что на время – не стоит труда,
От кого-то я, помнится, слышал, что смерть и забвенье похожи.

Как я долго скитался один среди каменных зданий и догм,
Натыкаясь в тумане случайно на мертвые души,
Позабыв почему-то, что Джеком построенный дом
Никаким ураганам уже не подвластно разрушить.

Как упорный монах, как щенок, что всю мебель изгрыз,
Открывает душа в изумленье, что суть не вмещается в числа.
Ничего нет сравнимого с чудом бесцельной словесной игры,
Из тумана которой зачем-то являются искорки смысла.

Власть над словом не знает пределов и этим сродни
Крайней степени рабства бесправного, вечного плена.
Все мы данники дня – и щенок замирает, уснувший в тени,
И младенец кричать устаёт, и монах подгибает колена.

Так давай же с тобой говорить ни о чём, а точнее – молчать.
Нас нельзя уличить ни в мотивах, ни в заданной цели.
Прилетели в апреле грачи, развели, откормили грачат,
Дождались холодов и туманов – и вновь улетели.

Один комментарий к “Леопольд Эпштейн. Над стальной полосой монотонного тусклого льда…

  1. Леопольд Эпштейн

    Над стальной полосой монотонного тусклого льда
    Серебрится, сгущаясь, туман океанский, рельефный до дрожи.
    Я когда-то читал, что на время – не стоит труда,
    От кого-то я, помнится, слышал, что смерть и забвенье похожи.

    Как я долго скитался один среди каменных зданий и догм,
    Натыкаясь в тумане случайно на мертвые души,
    Позабыв почему-то, что Джеком построенный дом
    Никаким ураганам уже не подвластно разрушить.

    Как упорный монах, как щенок, что всю мебель изгрыз,
    Открывает душа в изумленье, что суть не вмещается в числа.
    Ничего нет сравнимого с чудом бесцельной словесной игры,
    Из тумана которой зачем-то являются искорки смысла.

    Власть над словом не знает пределов и этим сродни
    Крайней степени рабства бесправного, вечного плена.
    Все мы данники дня – и щенок замирает, уснувший в тени,
    И младенец кричать устаёт, и монах подгибает колена.

    Так давай же с тобой говорить ни о чём, а точнее – молчать.
    Нас нельзя уличить ни в мотивах, ни в заданной цели.
    Прилетели в апреле грачи, развели, откормили грачат,
    Дождались холодов и туманов – и вновь улетели.

Добавить комментарий