Михаил Юдовский. Рим

И мир был несметен, и Рим был светел,
и Бог не требовал от нас ответа.
В трещинке на губе твоей плавал ветер –
непривычно розового цвета.

Тогда я понял: в пиниях он зеленый,
в этажах Колизея – слоеный, как тесто,
а над морем – невидимый, но соленый
и сонный – как полуденная сиеста.

Мы пришли в этот город дорогою пилигрима,
многолюдный город, в котором нас было двое.
Мне запомнился запах Рима –
запах солнца и южной хвои,

запах кофейных зерен и запах мела
на асфальте, где мальчик рисовал голубя,
запах комнаты и запах твоего тела –
такого белого и такого голого,

что сквозь тонкую кожу виднелись нервы.
И, конечно, я чувствовал запах ветра
в трещинке на губе твоей. Полночь. Первый,
второй час ночи, третий, эт цетера.

Голоса на улице – «чао», «пронто»,
смесь кошачьего мява и собачьего воя.
Город тянулся от горизонта до горизонта –
горизонтов, клянусь тебе, было двое.

В предутреннем небе остывали звезды,
дуя себе на пальцы, об ушедшей ночи печалясь.
Умереть от счастья было бы слишком просто.
Оставалось жить. И – представь себе – получалось.

Один комментарий к “Михаил Юдовский. Рим

  1. Михаил Юдовский. Рим

    И мир был несметен, и Рим был светел,
    и Бог не требовал от нас ответа.
    В трещинке на губе твоей плавал ветер –
    непривычно розового цвета.

    Тогда я понял: в пиниях он зеленый,
    в этажах Колизея – слоеный, как тесто,
    а над морем – невидимый, но соленый
    и сонный – как полуденная сиеста.

    Мы пришли в этот город дорогою пилигрима,
    многолюдный город, в котором нас было двое.
    Мне запомнился запах Рима –
    запах солнца и южной хвои,

    запах кофейных зерен и запах мела
    на асфальте, где мальчик рисовал голубя,
    запах комнаты и запах твоего тела –
    такого белого и такого голого,

    что сквозь тонкую кожу виднелись нервы.
    И, конечно, я чувствовал запах ветра
    в трещинке на губе твоей. Полночь. Первый,
    второй час ночи, третий, эт цетера.

    Голоса на улице – «чао», «пронто»,
    смесь кошачьего мява и собачьего воя.
    Город тянулся от горизонта до горизонта –
    горизонтов, клянусь тебе, было двое.

    В предутреннем небе остывали звезды,
    дуя себе на пальцы, об ушедшей ночи печалясь.
    Умереть от счастья было бы слишком просто.
    Оставалось жить. И – представь себе – получалось.

Добавить комментарий