Искусство требовало жертв,
искусство требовало жест,
и ты звенела, словно жесть
от поцелуя ветра,
который от любви охрип.
И, взяв пространство на изгиб,
созвездием Летучих Рыб
плыла по сини фетра.
На небесах и на земле,
бесформенные, как желе,
мы заключаемся в стекле
и бьемся лбом о грани.
И эта хрупкая стена
рассыплет наши имена –
нас обглодают времена,
как косточки тараньи.
Я стать закускою готов
для вечно ненасытных ртов,
я жить готов среди кротов,
туннели в недрах роя.
А ты, по-прежнему звеня
как жесть, как сабля, как броня,
налей и выпей за меня –
забытого героя.
Искусство требовало слов,
искусство требовало снов,
в котором стаи вещих сов
охотились за мышью,
как сердце юркою, свой хвост
задравшую до самых звезд.
И многостишье, встав на пост,
стремилось к многотишью.
Михаил Юдовский
Искусство требовало жертв,
искусство требовало жест,
и ты звенела, словно жесть
от поцелуя ветра,
который от любви охрип.
И, взяв пространство на изгиб,
созвездием Летучих Рыб
плыла по сини фетра.
На небесах и на земле,
бесформенные, как желе,
мы заключаемся в стекле
и бьемся лбом о грани.
И эта хрупкая стена
рассыплет наши имена –
нас обглодают времена,
как косточки тараньи.
Я стать закускою готов
для вечно ненасытных ртов,
я жить готов среди кротов,
туннели в недрах роя.
А ты, по-прежнему звеня
как жесть, как сабля, как броня,
налей и выпей за меня –
забытого героя.
Искусство требовало слов,
искусство требовало снов,
в котором стаи вещих сов
охотились за мышью,
как сердце юркою, свой хвост
задравшую до самых звезд.
И многостишье, встав на пост,
стремилось к многотишью.