Автор: За броским названием этой заметки в Фейсбуке, как мы показали, стоит не только тест на шизофрению или гениальность. За ним стоит целый ряд определенных закономерностей мышления, которые (sic!) присущи мышлению не только душевнобольных.
Оказалось, что приводимые примеры сближения несовместимых понятий («чайник и пароход», «гоночный болид и торнадо», «ботинок и карандаш») находят свою аналогию в характере обобщения разнородных слов в иврите, также отличающемся неожиданными сближениями, парадоксальностью и рискованными обобщениями.
Скептически настроенный читатель может усомниться: где шизофрения, а где иврит? И будет прав! Действительно, корректно ли сопоставлять такие отдаленные друг от друга предметы и явления?
Есть ли для этого основания? Все это правомерные вопросы, которые встают не только перед читателем, но и перед ученым, если ученый не ограничивается работой только «в своем приходе» и не замыкает «углубленные изыскания в своем колодце» (Марр).
Подобные вопросы задавала себе О.М.Фрейденберг в одной из своих лекций по античной литературе: «Однако сколько я назвала вещей! Сколько явлений с ними связанных я упомянула! Голова может закружиться…
Не есть ли это сваливание в одну кучу всего на свете? Не хаос ли это всевозможных, друг с другом не связанных, ничего между собой общего не имеющих явлений, каждое из которых «требует своего исследования»? Эти вопросы очень теоретически уместны. В них, если угодно, вся соль, потому что мне приходится отвечать на них с полной методической и методологической сознательностью».
И далее:
«Метод науки должен быть подобен стоглазому Аргусу, он должен все и всюду одновременно видеть. Его прямое дело — находить закономерную общность в самых далеко отстоящих фактах, разбросанных по жизненному полю без всяких, казалось бы, связей и толков. Этот толк, эти связи он обязан найти» [1].
Поразительно, что этим словам созвучны слова классика теоретического языкознания В.фон Гумбольдта, жившего совсем в другое время и в другом государстве: « Если я к чему-либо более способен, чем огромное большинство людей, то это к соединению вещей, рассматриваемых обыкновенно в отдельности, сочетанию разных сторон и раскрытию единства в разнообразии явлений»[2].
«Раскрыть единство в разнообразии явлений» — не в этом ли суть научных исследований? Ведь, действительно, «в мире нет ничего абсолютно автономного», как пишет ученый и философ А.Пелипенко, и частным наукам «в силу узкой специализации, остро не достаёт синтезирующих оснований».
Как тут не вспомнить лозунг об «автономии лингвистики», который был провозглашен еще в 1922г. на Первом съезде лингвистов в Гааге. Но уже в то время изолированность лингвистики, отсутствие синтеза с другими смежными науками не удовлетворяло многих ученых. Роман Якобсон писал, что «любая автономия вырождается в сепаратизм и изоляционизм, пагубный, как всякая узость интересов».
С его воззрениями перекликаются и взгляды А.Пелипенко, настроенного более решительно. Он считает непременной задачей «сломать узкие стенки междисциплинарных коридоров», и призывает официальную науку «поощрить даже осторожное перестукивание между стенками» [3].
Но что мы видим в действительности, если отнести эти слова к нашей теме? Даже об «осторожном перестукивании между стенками» нет речи. Несмотря на декларирование, что язык неотделим от мышления, попытки анализировать язык в аспекте психологии мышления наталкиваются на предубеждение, что психология не имеет никакого отношения к лингвистике и в принципе не требуется для исследования языка.
То же самое касается исследования мышления. Когда появилась концепция Леви-Брюля о пралогическом (дологическом) мышлении, свойственном примитивному человеку, она подверглась ожесточенной критике.
Первая группа критиков отрицала выделенные Леви-Брюлем качественные различия в мышлении на том основании, что не может быть мышления, которое не соответствовало бы логическим законам. Такое мышление не только не помогало, но и прямо мешало бы человеку ориентироваться в мире и решать задачи. «Представим себе, — писал А. Уоллес, — охотника с пра-логическим мышлением, который встречает неизвестного ему зверя. Предположим, что он строит следующий вывод: у зайца четыре ноги, у этого зверя тоже четыре ноги, следовательно, это заяц. Если бы наши предки рассуждали подобным образом, то неизвестные звери их давно бы съели»[4].
Всякое суждение, считал Уоллес, должно соответствовать законам логики, и гипотеза Леви — Брюля о существовании пралогического мышления неверна.
Вторая группа критиков исходила из противоположного взгляда на природу человеческого мышления, считая, что пралогическое мышление существует, но оно характерно не только для примитивных культур, как полагал Леви-Брюль, а и для высокоразвитых западных обществ. Поэтому неверно говорить о качественных различиях в мышлении.
По мнению Э.Причарда, Леви-Брюль слишком резко противопоставил принципы «первобытного» и «цивилизованного» мышления.
Вывод Причарда звучит приговором: «ни один из уважаемых антропологов не принимает сегодня теорию о двух отдельных типах мышления»[5]. Эти споры не утихают до сих пор.
Но вот что странно и непонятно. Читая полемику этих ученых мужей, хочется спросить: а где же язык? Ведь именно языкотворчество должно быть положено на чашу весов в этом споре. Ведь язык неотделим от мышления, а древнее словотворчество несет на себе отпечаток закономерностей древнего мышления.
Правда, Эдвард .Причард, хотя и не разделял взгляды Леви-Брюля на качественные различия примитивного и современного логического мышления, все-таки признавал семантические различия между языком туземцев и современными языками. По его словам, «семантические коннотации слов туземцев сильно отличаются от коннотаций слов английского языка. Язык примитивов имеет свои историю, структуру и функцию… Это коллективный, автономный и объективный феномен».
Из этого следует, что структура языка туземцев имеет свои отличия. В чем они заключаются? Э. Причард об этом не говорит, ограничиваясь общими словами.
По Леви-Брюлю, главное, в чем заключается отличие первобытного мышления от современного — это нечувствительность к противоречиям. «Все, что шокировало и приводило бы в отчаяние мышление, подчиненное принципу противоречия, все это допускается для первобытного мышления».
Но, вводя понятие о пралогическом мышлении, во избежание всяческих кривотолков Леви-Брюль подчеркивал, что пралогическое мышление не следует понимать как алогическое или антилогическое мышление. Просто в примитивном мышлении причинно-следственные отношения между явлениями и предметами совсем иного рода и строятся по законам архаической семантики.
Это находит отражение в особенностях древнего языкотворчества, в котором обобщение предметов и явлений вступает в противоречие с обычной логикой.
Наглядный пример тому иврит, который устанавливает такие связи между словами, которые идут «в нарушение» всех лингвистических правил и привычных нам логических умозаключений.
Как же после этого странно читать, что «иврит – это язык четкой логической структуры» (Моше Яновер), что «иврит – это фантастический по своей логической простоте язык» ( Рина Раковская). А также, что «иврит — это математически точный язык» (Пинхас Полонский).
Так можно писать только, если не придавать значения связи иврита с древним архаическим мышлением и не учитывать особенностей этого мышления, которое не подчиняется законам нашей логики и не вмещается в обычные рамки нашего мышления.
Теоретические положения Леви-Брюля о дологическом мышлении и законе мистической партиципации или сопричастия, лежащем в его основе, связь этого мышления с ранним этапом языкового развития (Марр) получили подтверждение на экспериментальном уровне в психологических исследованиях Выготского.
Его концепция комплексного мышления освещает с новой стороны всю проблему мышления и речи. Получает объяснение и явление партиципации в примитивном мышлении, которое Выготский рассматривает как продукт комплексного мышления.
Его мысли заключает кардинальное высказывание о том, что « партиципация в мышлении больных, примитивного человека и ребенка при глубоком своеобразии, которое отличает три типа мышления, является общим формальным симптомом примитивной ступени в развитии мышления, именно симптомом мышления в комплексах»[6].
Разработанная Выготским методика позволяет подходить к изучению языка с позиций комплексного мышления, в чем видится несомненное преимущество перед другими методами. Она дает возможность разрешить те загадки древнего словотворчества, которые так озадачивали исследователей древних текстов, склонных относить их к «этимологическим причудам» древнего языка[7].
Так, заметка в ФБ с интригующим названием дала повод невольно вспомнить мифический образ стоглазого Аргуса, который, по мысли Ольги Михайловны Фрейденберг, предстает как символ научного мышления и знания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. — М.: РАН, Изд. Фирма «Восточная литература», 1998, с.98
2. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М,: Издат. Группа «Прогресс», 2000, с.29
3. Пелипенко А. Между природой и культурой. Сетевой портал Е.Берковича. Журнал «7 искусств», номер 10
4. Эванс-Причард. Теории примитивной религии. – http://rumagic.com/ru_zar/sci_religion/evans-pritchard/0/
5. там же.
6. Выготский Л.С. Психология. М.: Эксмо – Пресс, 2000, с. 370
7. Беленькая Инна. «Этимологические причуды» иврита как древнего языка». Блоги журнала «Семь искусств», май, 2016
Я думаю, ваш блог настроен таким образом, что коментарии со ссылками требуют вашего (?) одобрения модератора, а до того не видны. Так или иначе, я написал подробно по теме у себя в блоге.
М.Носоновскому.
Опять Ваш комментарий пришел на эл. почту. Не знаю, что делать: переносить его на сайт или нет? В прошлый раз Ваш пост появился здесь через сутки. И получилось дублирование. Ничего не понимаю, что с компом творится.
Ладно, перейду лучше к вашему тексту. Это интересней.
Вы пишете: «Ну, во-первых, мне нравятся вообще необычные идеи. Их почти всегда можно потом куда-нибудь приспособить! :)».
Это меня приятно удивило (впрочем, в который раз!). Обычно «необычные идеи» вызывают совсем другую реакцию у почтенной публики. Уж поверьте!
И насчет того, чтобы «приспособить». Но вот тут – то и возникают препоны и непреодолимые. И главная из них – это стереотип мышления.
Дальше вы пишете: «Во-вторых, мне нравятся ситуации, когда одно и то же можно описать и классифицировать совершенно по-разному. В этом случае — то, что мы видим в окружающем мире, можно описывать по принципам логики, законов природы. А можно классифицировать «шизофренически» по второстепенным ассоциациям. Об абсурдной нестандартной классификации животных есть знаменитый рассказ Борхеса Аналитический язык Джона Уилкинса».
Луис Сасс предположил, в ответ на классификацию Борхеса, что подобное «китайское» суждение демонстрирует симптомы типичного шизофренического мышления. Известный лингвист Джордж Лакофф, напротив, указал, что список походит на некоторые классификации, существующие в культурах, отличных от западной».
Классификация животных у Борхеса очень любопытная и действительно сравнима с тем, как группируют животных душевнобольные в эксперименте на классификацию.
Они могут выделять живые существа женского рода (овца, лошадь, рыба, кошка, бабочка) и мужского (гусь, слон, жук). Или в одну группу объединять «лошадь» и «лопату», так как они «начинаются на букву «л».
Но и второе суждение (лингвиста) тоже верно, ведь первобытное мышление и мышление душевнобольных имеет много сходных черт. О причудливости и произвольности классификаций (по типу «инвентарного описания»), присущих первобытному мышлению, писал еще Леви-Строс.
Ну, и наконец, о «формализации семантики». Вы пишете про Ю.Манина и его модель «Смысл- Текст». Но он ведь математик, а не психолог. Манин, наверное, Выготского и не брал в расчет. А как без его исследований семантики слов?
Спасибо Вам за отклик
А можно узнать, почему Вам «нравится» эта идея? Хотя я догадываюсь, но все же.
Ну, во-первых, мне нравятся вообще необычные идеи. Их почти всегда можно потом куда-нибудь приспособить! 🙂
Во-вторых, мне нравятся ситуации, когда одно и то же можно описать и классифицировать совершенно по-разному. В этом случае — то, что мы видим в окружающем мире, можно описывать по принципам логики, законов природы. А можно классифицировать «шизофренически» по второстепенным ассоциациям. Об абсурдной нестандартной классификации животных есть знаменитый рассказ Борхеса «Аналитический язык Джона Уилкинса»
«Луис Сасс[4] предположил, в ответ на классификацию Борхеса, что подобное «китайское» суждение демонстрирует симптомы типичного шизофренического мышления. Известный лингвист Джордж Лакофф, напротив, указал, что список походит на некоторые классификации, существующие в культурах, отличных от западной[5].»
Кстати, лет 15 назад я написал для этого cайта статью про альтернативную (караимскую) классификацию глаголов в грамматике иврита, которая существует параллельно стандартной грамматической классификации на биньяны ( М. Носоновский «СВЕТОЧ ГЛАЗА» — АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ГРАММАТИКА ИВРИТА http://www.berkovich-zametki.com/Nomer24/MN38.htm).
Вы пишете: «Но в целом — как формализовать семантику, никто этого тaк и не придумал». А почему Вы так считаете? А что, Выготский с Лурия не в счет? Как раз найденный им метод для экспериментально-психологических исследований и нацелен на это.
Но до формального разложения семантики на состовляющие ведь от этого далеко. Вот математик Ю. И. Манин пишетпро некую модель «Смысл ↔ Текст», которая пыталась давать такую теорию (я упоминал об этом вот в этом посте http://blogs.7iskusstv.com/?p=59441). Модель «Смысл ↔ Текст» — это некая конкретная советская система машинного перевода, которую абсолютно все современные лингвисты называют устаревшей и тупиковой ветвью.
Уважаемый Михаил, почему-то Ваш комментарий пришел мне на эл. адрес, а на сайт не попал. Поэтому я его переношу сюда.
М.Носоновский:
«Возможно, это не очень удачный словарь. В словаре, являющимся учебным, а не научным, могли перепутать похоже звучащие корни. Вон https://he.wikipedia.org/wiki/%D7%9E%D7%92%D7%91%D7%94_%D7%9E%D7%9B%D7%A0%D7%99 в Википедии מַגְבֵּהַּ מֵכָנִי , видите точку буковке hей? Она и показывает, что hей — часть корня, и произносить нужно «магбеаh», а не «магбеа».
Собственно, буквально это слово значит «подниматель», как мафтеах, мазлег, махшев и другие подобные слова по модели «гизре» названия инструмента. Это слово кто-то придумал. Вероятнее всего, Академия языка иврит, лет 50 назад, чтобы заменить английское название домкрата «джек». Как назвать «домкрат»? Самое логичное — взять корень «поднимать» и гизру «название инстумента». Так что это слово вполне логично, никакой шизофрении. Что касается слова גבה, то в нем hей не входит в корень, а является показателем окончания -а. Зато в нем есть «сильный дагеш» в букве бет, обозначающий удвоение. То есть нормативное его произношение габба (но в неше время обычно не удваивают). Это удвоение является показателем удвоенного корня, גבב. Насколько я понимаю (судя по тому, что написано в http://biblehub.com/bdb/1354.htm), это слово употребляется в Библии один раз в Левит 14:9 в сочетании גַּבֹּת עֵינָיו габбот ейнав, «брови его глаз». Буквально — «спины его глаз», поскольку это то же самое слово, что גב спина, только в женском роде. Слово имеет разные интересные переносные значения (в том числе вроде бы даже «бордель» в Ехез 16:24). Кроме того, оно использоется в качестве союза аль-габей и т.п. То есть материал для аналогий есть, нужно просто брать хорошие словари библейского иврита, а не современного. И можно браться за исследование!»
Михаил Носоновский
21 июня 2017 at 9:25
Идея, что однокоренные слова в языке объединены по случайным второстепенным признакам, и это похоже на то, как выстраивают ассоциации шизофреники, мне нравится! ?
____________________
Спасибо, Михаил. Я чувствую себя как человек, попавший под амнистию. А можно узнать, почему Вам «нравится» эта идея? Хотя я догадываюсь, но все же.
Мне нравится потому что, я вижу в этом проявление определенных закономерностей мышления. Но Вы о мышлении не говорите. Более того, считаете, что такой вид обобщения свойственен всем языкам, невзирая на то, что фигурантами этих явлений выступают сами видите кто.
Что касается разных корней у слов габба (бровь) и магбеаh (домкрат), то в корневом словаре, которым я пользовалась, указывается именно один корень. А почему «кнессет» и михнасаим (брюки) вы забраковали — непонятно. Разве у них не один корень כנס ?
Вы пишете: «Но в целом — как формализовать семантику, никто этого тaк и не придумал». А почему Вы так считаете? А что, Выготский с Лурия не в счет? Как раз найденный им метод для экспериментально-психологических исследований и нацелен на это.
Возможно, это не очень удачный словарь. В словаре, являющимся учебным, а не научным, могли перепутать похоже звучащие корни. Вон https://he.wikipedia.org/wiki/%D7%9E%D7%92%D7%91%D7%94_%D7%9E%D7%9B%D7%A0%D7%99 в Википедии מַגְבֵּהַּ מֵכָנִי , видите точку буковке hей? Она и показывает, что hей — часть корня, и произносить нужно «магбеаh», а не «магбеа».
Собственно, буквально это слово значит «подниматель», как мафтеах, мазлег, махшев и другие подобные слова по модели «гизре» названия инструмента. Это слово кто-то придумал. Вероятнее всего, Академия языка иврит, лет 50 назад, чтобы заменить английское название домкрата «джек». Как назвать «домкрат»? Самое логичное — взять корень «поднимать» и гизру «название инстумента». Так что это слово вполне логично, никакой шизофрении. Что касается слова גבה, то в нем hей не входит в корень, а является показателем окончания -а. Зато в нем есть «сильный дагеш» в букве бет, обозначающий удвоение. То есть нормативное его произношение габба (но в неше время обычно не удваивают). Это удвоение является показателем удвоенного корня, גבב. Насколько я понимаю (судя по тому, что написано в http://biblehub.com/bdb/1354.htm), это слово употребляется в Библии один раз в Левит 14:9 в сочетании גַּבֹּת עֵינָיו габбот ейнав, «брови его глаз». Буквально — «спины его глаз», поскольку это то же самое слово, что גב спина, только в женском роде. Слово имеет разные интересные переносные значения (в том числе вроде бы даже «бордель» в Ехез 16:24). Кроме того, оно использоется в качестве союза аль-габей и т.п. То есть материал для аналогий есть, нужно просто брать хорошие словари библейского иврита, а не современного. И можно браться за исследование!
Идея, что однокоренные слова в языке объединены по случайным второстепенным признакам, и это похоже на то, как выстраивают ассоциации шизофреники, мне нравится! 🙂 Правда, я думаю, что это касается всех языков (не только иврита). Просто, изучая иврит, мы обращаем большее внимание на это. Кроме того, традиционно в старых классических словарях семитских языков (иврит, арабский, арамейский, аккадский) часто принято располагать слова по трехсогласным корням, в силу специфики того, что в семитских языках в корень входят только согласные.
Конкретные примеры, которые вы приводите, думаю, хорошо бы доработать. Например, габба (бровь) и магбеаh (домкрат) — это совершенно разные корни. В одном случае גבב, в другом случае — גבה. Специальная точечка-огласовка «маппик» внутри буквы hей указывает на то, что это часть корня, а не окончание (таких корней с hей с маппиком на конце в иврите всего четыре — גבה, כמה, נגה и еще какой-то, сейчас не вспомню). Поэтому «бровь» скорее ближе к «спине». Правда, помимо классической теории трехсогласного корня, есть теория Соломона Майзеля о родственных корнях и двухсогалсных ячейках корня. То есть на каком-то уровне все корни, начинающиеся на גב, могут оказаться родственниками, включая גבב и גבה. Но родственные корни — это за пределами классических грамматик и связано со множеством проблем и трудностей, поскольку для доказательства требует привлечения материала слишком многих языков и диалектов. А вот расположение слов в словарях по трехбуквенным корням — традиционное и общепринятое.
Корень כנס (кнесет и брюки) означает «собирать». В том, что «собрание» (т.е. Кнесет) образовано от этого корня — ничего удивительного. Кто придумал слово מכנסיים михнасайим, я не знаю (может быть и Бен-Йегуда), но это просто проверить по словарям. Ясно, что в них использовано окончание двойственного числа -айим. Возможно, оно создано по аналогии с נעליים наалайим. Так же велосипед офанайим это же просто «два колеса», как и в английском bicycle.
Но в целом — как формализовать семантику, никто этого не тaк и не придумал. Хотя вопрос это задавали многие, от Лейбница с «универсальным языком» до библиографических тематических классификатороов вроде Дьюи и до наших дней с работами над машинными переводами. Поэтому-то машинный перевод наталкивается на такие сложности. Язык сближает разные вещи, относя их к одному корню, часто по случайным и самым неожиданным признакам. Совсем не по тем признакам, по которым классифицирует разные вещи логика. Можно ли в этом усмотреть элементы какого-то архаического мышления, я не знаю, но вопросы очень интересные!
Михаил Носоновский: Идея, что однокоренные слова в языке объединены по случайным второстепенным признакам …
——————
FYI: у р. М. Гитика (он не только раввин, но и математик и один из авторов портала Берковича ) есть коротенькая и маленькая книжка «Визуализация кабалы». Там объясняется совсем другое, но как побочный продукт там показана логика, по которой в иврите многие важнейшие понятия и объекты, на первый и второй взгляд абсолютно разные, объединены одним корнем.
ИМХО: не стоит разбирать логику кабалы ТОЛЬКО с точки зрения «древнего архаичного мышления». Также не стоит принимать за аксиомы, что в иврите нет логики кабалы.
Александр Биргер
16 Декабрь 2016 at 5:16
Что же вы так легко сдаётесь? Всё просто, надо оторваться «от книг и выйти в степь», или к фонтану в Хайфе, в любое арткафе Иерусалима … поговорить с кем-нибудь из «богемы», он (или она) вам растолкуют.
Желаю много удач.
______________________
Кажется, поняла. Спасибо за совет. Еще лучше -«откУпорить шампанского бутылку…».
Я воспользовалась или ухватилась за эту заметку в ФБ, чтобы «на пальцах» показать, как иврит устанавливает связи между предметами разнородными по значению.
Не помню, кто сказал, что если найдены какие-то закономерности в одном явлении, то они действительны и проявляют себя в других явлениях.
И не надо искать критерии для сопоставления предметов, как об этом пишет Евгений Беркович. Эти критерии тыщу лет как определены и разработаны. Три вопроса, на которые отвечают шизофреники, по типологии Выготского, характеризуют «диффузный тип» комплексного мышления, при котором происходит оживление скрытых или латентных признаков предметов. Поэтому и возникают такие необычные ассоциации, как «чайник и пароход», «ботинок и карандаш» и т.п. То же самое относится и к соединению таких слов в иврите, как «бровь и домкрат», «веко и укроп», «мясник и бюджет» и много много других.
Но мои надежды на эту заметку в ФБ не оправдались. Придется последовать вашему совету.
Инна Беленькая
— 2016-12-17 14:02:02(91)
И не надо искать критерии для сопоставления предметов, как об этом пишет Евгений Беркович.
Уважаемая Инна, я бы попросил чуть меньше категоричности в Ваших Ценных Указаниях, что надо и чего не надо. Допустите на минуту, что Вы что-то недопонимали. Вы можете оставаться при любом своем мнении, но право учить других людей с трибуны, предоставленной порталом, нужно еще заслужить. Прошу вести научные дискуссии корректно.
Удачи!
Сошлись все психиатры на тусовке
поэты затерялись в барахолке
на шуке в муке иль в муке ли
спят музы-канты у фон-тана на панели
на фоне мар-ева ад-ама
лишь психи и шуты там пели
все были «в деле»,
все на панели
Александр Биргер
14 Декабрь 2016 at 16:54 (edit)
_________________________
Это что-то слишком сложное и для меня недоступное — при всех моих знаниях. Сдаюсь.
Что же вы так легко сдаётесь? Всё просто, надо оторваться «от книг и выйти в степь», или к фонтану в Хайфе, в любое арткафе Иерусалима … поговорить с кем-нибудь из «богемы», он (или она) вам растолкуют.
Желаю много удач.
Ефим Левертов
14 Декабрь 2016 at 8:54 (edit)
Большое спасибо, Инна!
Все очень интересно, особенно там, где Вы (небезопасно для себя) касаетесь иврита.
_______________________
Мне не привыкать. Спасибо за интерес, Ефим.
Большое спасибо, Инна!
Все очень интересно, особенно там, где Вы (небезопасно для себя) касаетесь иврита.