«Ежесекундно в нас сгорают александрийские библиотеки»

Памяти Мишеля Мари Деза (1939-2016)
23 ноября 2016 года в Париже при пожаре погиб поэт и математик Мишель Мари Деза.
——————
Стихи М.Деза в журнале «7 искусств»:
Мишель Деза Я честно работал живым
Послесловие Татьяны Бонч-Осмоловской
http://7iskusstv.com/2016/Nomer9/Deza1.php
Смотри также: http://zerkalo-litart.com/?p=629 в Зеркале
© «ПРОБЕЛ-2000», 2014
…Всю жизнь я писал математические статьи и книги; с 1973, на английском языке, так как эмигрировал (из Москвы в Париж). Пять из этих книг переведены на русский язык. Но в этой книжке собрана только моя ненаука на русском, т.е. стихи и интервью русско-эмигрантской
прессе. Стихи я писал в 1959-1962, просто для себя, и бросил. В 1983 в Париже, под тёплым давлением
«Синтаксиса» (Афоня), издал у них сборник «59 – 62».
А в 2013–2014, опубликовал «73 – 76» (частью по записям тех первоэмигрантских лет) в «Новой Юности», и затем совсем новые поэмы «Путями времени» и «Brevitas»
в «Семь иcкусств».
Интервью были (в 1991, 1995–96, 2001 и 2008–09 годах) замечательным людям: писателям Саше Гольдштейну и Ире Солганик, критику Лиле Панн и издателю Ире Врубель-Голубкиной.
Мишель Деза, Париж, 2014
****
В мои двадцать-двадцать два, т.е. 1959-1962, у меня появился голос, но еще не было души. Короче, я писал стихи и начал было жить этой второй безопасной жизнью в приручаемых словах. Но что-то во мне просилось из воды на сушу, в застекольный хруст необратимых процессов, в жабры-раздирающее пение и кисло-сладкое беззаконие «реaльной жизни», приютившее Рембо. А может быть это от уважения к неСлову и Тьме (как не было слов в песнях моих хасидских предков). Итак, я запретил себе-ему записывать чувства, образы etc.
Возможно было лишь произнести, т.е. только в несправедливом окружении собеседника, на милость его памяти и корысти, для защиты и соблазна. Так стали мои слова евреями слов, страхорождённые и без страха смертные. Как траппист кует из молчания звуком, так и я стал скульптурой своего молчания письмом. Вместо подлого бессмертия и второго шанса литературы, вместо истекания, я стал сам погоней и замыканием кривых.
Так напрыгал я себе, как лягушка в молоке, маслице души.
А ценою этому явилась моя неслучившаяся карьера малого московского поэта.
C той славной преступной поры прошло более 20 лет.
Пусть плеснётся здесь, в зеркальце несуществования, этот неживший, старший и страшный брат. Нижеследующее (с малыми сокращениями) – что осталась от него…

Познание – ученые ползут друг за другом по запаху.

Куда ни посмотри на мир, в темной Стене открывается ход на всю ширину взгляда. Сверкают в отверстиях бледные зубы и звенят клинки.

В достаточно большой куче навоза всегда есть жемчужное зерно, в любом достаточно глубоком колодце лежат ключи от всех мировых тайн.

Все турбины в мире богов вертятся на энергии человеческих отношений.

Надо познать все методы доказательства, чтобы знать,
каким языком нельзя говорить с божеством.

Существование Бога – это юридический вопрос доверия к опыту.

Допустим, Бог решил все объяснить людям, – но было плохо со средствами связи. Он, скажем, сообщает по одной букве в тысячу лет. Пока мы просто беспокоимся между двумя буквами.
Прошло 6 тысяч лет, а Бог начал с длинного слова.

Познание – смотреть в огромную замочную скважину с подобающим страхом и завистью.

Познание – террор относителъности, озарение и судорога лицемерия, жертвоприношение гипотезы.

Как рожденный женщиной не страшен, так созданное человеком вызывает не более, чем родственническое любопытство, панибратство и зависть.

Законы природы – выражение на лице Бога.
Медленно меняется у него настроение. Что будет в пятом веке после нашей эры?

Я видел один из прекрасных миров. Ничего не скажу о нем – я не доносчик. Когда-нибудь за это будут пытать.
Позор Ницше, Метерлинку и Ньютону. Ах, прелесть молчать о совершенстве, ничего не запоминать и не повторять дважды.

Что есть Вселенная – разросшиеся ли это ветви травы или разросшиеся это корни травы?
Что такое добро, длина ли это стрелы?
Что такое зло, глубина пи это стрелы?
Что есть Вселенная – условие ли задачи, записанное в эфире, или решение ее, записанное в явлениях?

Готический метод – решать проблему в лоб, вглубь, объективно, как саранча.
Метод дьявола – интуиция, случайный поиск.
Трясти задачу, пока из нее не вывалится золотая монета.

Ежесекундно в нас сгорают александрийские библиотеки.

эволюция
Может, земля – это чей-то зоологический музей.
Все земные виды завезены каждый со своей планеты, где они представляли жизнь исключительно. Такая площадка молодняка.

В любовной спешке дешево нас приобрел создатель.

За 10 в степени 10, скажем, лет из лягушки можно сделать человека или двух.

Как искра по бикфорду бежит человеческое «сейчас» по тропке эволюции, приближаясь к взрыву. Детонация вызовет нового несравнимого гоминида.

Машина – это сюрреалистический человек, квинтэссенция нашего вкуса, самоцель и мера.

Приехал тип с другой планеты и решил, что люди – органы размножения машин. Он пытается постигнуть обычаи машин, расшифровывает както хаос гудков, жужжания станков, радио и т.п.

Слезть с дерева, начать разговор, выдумать огонь – непостижимо трудно. Рыбе вылезти на берег, самцу подойти к самке – подобного мы не смогли бы выдумать сейчас.
Прошлого не было. Время беспорядочно шарит фонариком по немалой темноте, выхватывая куски неподвижного объема.

Слова – это юные звери, они занимают место. Они созывают звуки и строят отдалённые замки. Строятся в шеренги и замирают. Мелкая дрожь прутьев решетки.

Приблизиться к кухне мастера.
Жарко, судорожное всхлипывание масла, волосы в котле. Густейший запах личности, интерьер смердит, хамит и лезет в люди. Нечистоплотность гениев. Они – заложники будущего в наших руках. Мастер обслуживает свое
творчество как лифтер.

Есть надо не вместе. Спать надо не вместе.
Отделенные высокими хребтами, стоят кабинеты мастеров.
Снуют подмастерья и делают выводы.
Мастера встречаются друг с другом редко, как короли, и обмениваются дорогими подарками.

Вещь должна быть свежей, как кусок сырого мяса – любая страница с фразами, пятнами и формулами. Идеи, обнаженные как надежда и угроза, азарт, извращения из гремящего черного серебра, грохот шаров, брошенных в пустой зал серого кафеля.

Люблю слова любовью чистой и запретной.
Осязаю их как поверхности веществ неловкими пальцами.
В молекулах слов мерцают, как на запылённой лампе, контуры иных предметов – совокупление контуров – точная наука шаманства. Пальцы трогают уголки губ и глаз.
Не торгую словами, но не способен в одиночку есть блюдо из собственного мяса.

К максимально бессмысленному тексту, к фразе наибольшего удивления – текст священных книг, уставов и бреда: слова, пресмыкающиеся и земноводные, заново встающие за страхом и слабостью.

Один комментарий к “«Ежесекундно в нас сгорают александрийские библиотеки»

  1. «Так напрыгал я себе, как лягушка в молоке, маслице души.
    А ценою этому явилась моя неслучившаяся карьера малого московского поэта.
    C той славной преступной поры прошло более 20 лет …

    Допустим, Бог решил все объяснить людям, – но было плохо со средствами связи. Он, скажем, сообщает по одной букве в тысячу лет. Пока мы просто беспокоимся между двумя буквами. Прошло 6 тысяч лет, а Бог начал с длинного слова.

    Люблю слова любовью чистой и запретной.
    Осязаю их как поверхности веществ неловкими пальцами.
    В молекулах слов мерцают, как на запылённой лампе, контуры иных предметов – совокупление контуров – точная наука шаманства …»

Добавить комментарий