Бахыт Кенжеев. Допустим, вот какой курбет. Поэт садится за обед…

Допустим, вот какой курбет. Поэт садится за обед.
Пред ним дымится миска супа. Но горек чай, и даже хлеб,
как праздный вымысел, нелеп. Как трудно, Господи, как глупо.

И так мучительно зане брести в прохладном полусне,
стирая с сердца капли пота. Когда же выпить он решит,
то вспоминает, что подшит. К тому же — срочная работа.

Что ж, прогуляемся, пиит. Пропах капустой общепит,
вороны медленно летают, полны бананами ларьки,
и разбитные игроки шары наперстками катают.

Сказать бы: how do you do, младое племя, но, к стыду,
с жаргоном нового Чикаго он не в ладах, немолодой
мужик с немодной бородой. Четвертый том «Архипелага»

он на прилавке пролистает, зевнет, прикрыв ладонью рот,
и головой качнет в печали, и замурлычет древний стих,
огней так много золотых, а может, дни короче стали.

Нет, дни становятся длинней (хотя осталось мало дней),
зима, что дамочка седая, от Профсоюзной до Тверской
глядит с усмешкой ведьмовской, на детских косточках гадая.

И все же — здравствуй, племя. Hi! Вздыхай писатель, не вздыхай,
но женских трусиков навалом — так рассуждает он, кривясь
на возникающую связь времен, чахотки с карнавалом.

Так рассуждает он, изгой, нимало участи другой
себе не требуя, взирая на крошки хлеба, снег, нарцисс
в снегу, на облако, карниз. Замерзла Яуза от края

до края. Вьется через град восьмисотлетний и назад
не возвращается — ни речью, ни хриплым возгласом часов
не потревожит мертвых снов трамвайного Замоскворечья.

Что ж, посидим, поговорим. Здесь всякий март неповторим
и сладко расходиться с пира, когда в снегу, полны воды,
вокзальной музыки следы в проулках города и мира.

Один комментарий к “Бахыт Кенжеев. Допустим, вот какой курбет. Поэт садится за обед…

Добавить комментарий