Михаил Юдовский. Стихотворения

* * *

Осеннее стекло разбито.
Течет по капле аквавита
с небес. Необъяснимо жив,
я прихожу к тебе с повинной,
разрезанною пуповиной
твое прощанье заслужив.

Что до прощения – не надо.
Доселе целая монада
теперь дробится на куски –
как те же капли дождевые,
которые ползут по вые,
створаживаясь от тоски

и отражая без корысти
упавших ангелов, и листья,
и подсыхающую кровь
на светлом лике человека,
где дольше ока длится веко
и дольше века длится бровь.

 

***

Когда в доме спят – те, кто в нем есть, и те, кого нет,
и качается лодочкой электрический свет,
кажется, будто он говорит, комнатой сжат в горсти:
«Я не больше беру от тьмы, чем смогу унести».

Этой ночью – терпкой, с южным вкусом хурмы,
с желтолицей рябой луной, похожей на ананас,
то ли тьма отсутствие света, то ли свет отсутствие тьмы,
то ли мы отсутствие смерти, то ли смерть отсутствие нас –

не понять… Но я спрашиваю, пока в доме спят
те, кто в нем есть, и те, кого нет:
если ты до последней буквочки не распят,
ты – поэт или ты – что угодно, но не поэт?

А в ответ, на глаза надвинув клобук,
говорит – то ли ночь, то ли смерть, то ли Бог, то ли стих:
«Если кончатся буквы – я подброшу тебе пару букв.
Если кончатся эти – пару точек и запятых.

Не спеши – заполняй, заполняй, заполняй листы
до скончания дней, до начала грядущих дней.
Если кончится всё – я подброшу тебе пустоты.
Ею трудно писать. Но – как просто писать на ней!»

 

* * *

А смеркается быстро – быстрее, чем веко
закрывает глазницу с пытливым зрачком.
По прерывистым струнам дождливого века
пролетающий ангел проводит смычком.

Я люблю эту музыку строгого ливня
и разлившихся луж – местечковых морей,
где купает листва пожелтевшие бивни
и блестят золотые глаза фонарей.

В небольшом городке так спокойно и просто
умирать и рождаться, не чувствуя вех.
Я не верю, что вниз обрываются звезды –
это мы, безымянные, падаем вверх.

 

* * *

И жизнь наизнанку, и смерть наизнанку,
и пьяный шарманщик вращает шарманку,
пытаясь озвучить торжественный марш.
Его инструментом владеет простуда,
и кажется – вместо мелодий оттуда
наружу ползет человеческий фарш.

Пишите майору, пожалуйтесь Богу –
четвертая рота шагает не в ногу
и сводит с ума марширующий полк.
Застыло движение на автобанах,
сверчки-великаны стучат в барабанах
и воет в трубе обезумевший волк.

Проходит волна по окошкам и дверцам,
летают цветы с огнедышащим сердцем,
печатает шаг твердолобая рать.
– Устали, ребятки?
– Устали, как черти.
– Куда вы идете?
– Наверное, к смерти.
– Счастливой дороги.
– И вам – не хворать.

И пьяный шарманщик, виденьем пугаем,
хлебнув из горла, говорит с попугаем,
сидящем на левом плече:
– Повторяй,
скажи им: «Почтенная публика – здрасьте!
Тяните билетик – вам выпадет счастье!
А если не счастье, то выпадет рай».