Розалин С. Ялоу, «научный еретик», получившая Нобелевскую премию за                                                             революционное исследование    диабета
            
                                                        Томас Моф ст.

               http://www.jewishworldreview.com/0611/diabetes_researcher.php3
                                                                                             

   Дочь двух родителей, которые никогда не заканчивали среднюю школу, была принята в колледж, в первую очередь, потому, что мужчины тогда принимали участие во Второй мировой войне. Её первое исследование, над которым поначалу издевались и от которого отмахивались, оказало положительное воздействие на миллионы людей, страдающих от диабета 2-го типа.
     Розалин С. Ялоу, разделившая в 1977 году Нобелевскую премию по физиологии и медицине за разработку медицинского диагностического теста, который произвёл революцию в лечении больных и привёл к новому пониманию развития сахарного диабета и целого ряда других заболеваний, скончалась 30 мая в Бронксе, Нью-Йорк, в возрасте 89 лет. О причине её смерти не сообщается.
   Хотя её работа в медицинской диагностике была в самом зародыше, она, возможно, была одинаково хорошо известна за свою смелость в освоении сфер, в которых раньше доминировали мужчины и за настойчивость в достижении своих целей в условиях противодействия истеблишмента и противоположного пола. Она была лишь второй женщиной, получившей Нобелевскую премию в области медицины и только шестой, награждённой Нобелевской премией за достижения в науке вообще.
   Когда Ялоу и её коллега доктор Соломон Берсон начали  в начале 1950-х годов свои исследования в больнице Бронкса департамента по делам ветеранов войны, большинство медицинских диагнозов – которые включают в себя концентрации гормонов, витаминов и других биологических молекул в крови – производилось точными химическими методами.   Такие методы были громоздкими и нечувствительными, особенно, из-за измерения веществ, присутствующих в мельчайших концентрациях. Химический анализ адренокортикотропного гормона или ACTH, который производится гипофизом, чтобы стимулировать образование стероидных гормонов, требовал 250 миллилитров крови, или немногим более чем чашка – слишком много, чтобы взять у больного человека.
   Ялоу и Берсон были первыми в новых радиоизотопных лабораториях больницы департамента по делам ветеранов войны, которые исследовали применение таких изотопов в медицинских целях, как, например, в  лечении рака. Они работали над получением способа использования атомов для контроля объёма крови.   
  Зарождение их экспериментов, отмеченных Нобелевской премией,  произошло в тот момент, когда эта пара учёных обратила внимание на то, что инсулин, введённый в кровоток пациентов, сохраняется там дольше, если пациенты ранее были подвергнуты гормональному лечению, например, шоковой терапии или тому, что тогда называлось взрослым диабетом.  Они пришли к выводу, что первоначальное воздействие введённого инсулина приводит к выработке антител против гормона, и что эти антитела связаны с гормоном и сохраняют его в обороте дольше, чем если  бы он  сохранялся иным образом. Такой вывод, однако, был равносилен ереси, потому что преобладающим мнением тогда было  то, что антитела могут образоваться только по отношению к относительно крупным большим объектам, таким как вирусы и бактерии.
  Пептидные гормоны, такие как инсулин, были просто слишком малы, чтобы создать иммунный ответ антител, таково было общепринятое мнение. Пептиды являются связкой аминокислот, намного меньшей, чем белков.   Не испугавшись, этот научный тандем двинулся вперёд, чтобы разработать тест на инсулин. Сначала они подготовили антитела против инсулина у животных, потом прикрепили эти антитела к твёрдой подложке, такой как пластиковые бусинки, которые удерживали бы их на месте.  Далее, они прикрепили радиоактивный изотоп йод-131 к свободному инсулину и позволили этому так называемому горячему инсулину занять все места связывания на антителах.
  Когда кровь, содержащая даже небольшие количества инсулина, была затем помещена в пробирку с бусинками, удерживающими антитела, немеченый инсулин в крови – так называемый холодный инсулин – попытался связаться с антителами, вытесняя некоторые антитела горячего инсулин. Когда вся эта кровь была тщательно смыта, исследователи измерили радиоактивность, оставшуюся на бусинках. Чем меньше радиоактивность на этих бусинках, тем больше холодного инсулина в крови.  
   Этот тест, который стал называться радиоиммунологическим анализом или RIA, оказался очень чувствительным, что позволяет измерять очень малые количества пептидных гормонов. Но когда они попытались опубликовать результаты своих исследований в 1956 году, их статья была отвергнута  как журналом «Наука», так и журналом «Clinical Investigation» («Клинические исследования»), поскольку они противоречили преобладающей на тот момент точке зрения. В конечном счёте, последний журнал опубликовал эту статью, но только после того, как авторы удалили все ссылки на антитела. Ялоу часто показывала это письмо с отказом на своих последних выступлениях, в том числе и во время своей речи на церемонии вручения Нобелевской премии.
   В последующей серии статей на протяжении последнего десятилетия, эта научная пара подробно описала метод RIA. Нобелевский комитет описал их работу как «впечатляющее сочетание иммунологии, изотопного исследования, математики и физики». Метод RIA оказался настолько чувствительным, что он мог обнаружить инсулин в таких малых количествах, размером до 10 пикограмм (одна 10 тыс. миллиардных долей грамма) на литр и АСТН в количестве, меньшем, чем 1 пикограмм.
   В своей последующей работе, эти исследователи создали тесты RIA на ряд других гормонов, витаминов, препаратов, бактерий, вирусов, таких как гепатит В и других натуральных продуктов.  Их анализ на вирус гепатита позволил банкам крови выявлять его впервые, резко снижать риск передачи ВИЧ через переливание крови. Они были также способны использовать эти тесты, чтобы объяснить физиологию гормонального инсулина, АСТН и роста гормонов и чтобы пролить свет на заболевания, вызванные ненормальным образованием этих гормонов.
   Исследователи показали, например, что «взрослый диабет», теперь известный как диабет 2-го типа, вызывается не отсутствием выделением инсулина в поджелудочной железе — причиной диабета 1-го типа, — а повышенной устойчивостью к воздействию инсулина тканей всего тела. Это направило исследования диабета в совершенно новом направлении, когда учёные начали искать лекарства, которые повышают чувствительность тканей по  отношению к инсулину.
   Берсон умер в 1972 году, прежде чем Нобелевский комитет  рассмотрел их открытия.  Поскольку Нобелевская премия никогда не присуждалась посмертно, Ялоу получила половину награды за свою работу. Роджер Гиймен и Эндрю Шалли получили вторую половину премии за отдельное исследование пептидных гормонов.
   В решении Нобелевского комитета было отмечено, что исследования Ялоу и Берсона были «новаторской работой на самом высочайшем уровне. Они оказали огромное влияние на научные исследования. Мы были свидетелями рождения новой эры в области эндокринологии, которая началась с Ялоу».
   Метод RIA впоследствии был заменён соответствующими тестами, которые используют хемилюминесцентные или цветогенерирующие молекулы как передатчики молекул вместо радиоизотопов.
   Розалин Суссман родилась в Южном Бронксе 19 июля 1921 г., в семье родителей, которые не закончили даже среднюю школу. Но она была проникнута любовью к чтению, а её старший брат Александр брал её с собой в библиотеке каждую неделю, чтобы получить свежие книги.
   В средней школе (в настоящее время — часть Городского университета Нью-Йорка), её очарование переключилось  на физику. Позднее, в 1930-х годах, она писала: «физика, и, в частности, ядерная физика, это самая захватывающая сфера в мире». Она также была под впечатлением недавно вышедшей в свет биографии Евы Кюри, написанной её матерью, Марией Кюри.
   После окончания учёбы, её родители думали, что она должна стать учителем начальной школы, но у неё было более высокое стремление: диплом о высшем образовании в области физики.  Но университеты не разделяли подобного энтузиазма. Один работник университета на Среднем Западе послал её консультантам отказ, отметив, что: «Она из Нью-Йорка. Она еврейка. Она женщина».
   В конечном счете, нехватка студентов мужского пола, порождённая Второй мировой войной, привела её к получению стипендии в Университете штата Иллинойс. Когда она начала учиться, то обнаружила, что она — единственная женщина на инженерном факультете колледжа при штате 400 сотрудников. «Мне сказали, что я — первая  женщина с 1917 года», вспоминает она.
   Её оценки были отличными, омрачала лишь оценка «А-минус» в физической лаборатории. Декан физического факультета смог только сказать: «Этот А-минус» подтверждает то, что женщины не делают хорошо лабораторные работы».
   В свой первый день учёбы в аспирантуре она встретила Аарона Ялоу, сын раввина, который стал её мужем в 1943 году. Он умер в 1992 году. 
   Получив докторскую степень в области ядерной физики в 1945 году, она вернулась  сотрудником обратно, в Хантер-колледж, где она ранее проучилась три года. Но исследовательская работа  звала её, и в 1947 году она также работала на неполную ставку в больнице департамента ветеранов войны в Бронксе, а год спустя перешла на полную ставку. Там она и провела остальную часть своей карьеры. После Розалин Ялоу остались сын Вениамин из Бронкса, дочь Илана Ялоу из Ларкспер, штат Калифорния, и два внука.
 
 Перевод с английского Игоря Файвушовича, Хадера.