Продолжим разговор о пра-праязыке…

« От чего собственно произошел индоевропейский язык?» Это один из вопросов, обсуждаемых в беседе ученого лингвиста Георгия Старостина с радиожурналистами А.Кузичевым и Б.Долгиным[1].

В первой беседе (об этом статья в Блоге «Сколько все-таки языков на планете?») речь шла о сравнительно-историческом методе, родоначальником которого был Уильям Джонс (1746—1794), открывший родство древнеиндийского языка санскрита со многими языками от Индии до Европы.
Впоследствии семья родственных языков, включающая славянские, германские, италийские (современные романские), кельтские, индоиранские и другие языки, стала называться индоевропейской, а общий праязык — праиндоевропейским.

С того времени, как отмечает Старостин, «были реконструированы праиндоевропейский язык, прасемитский язык, праязыки для разных других семей Евразии, уральской семьи, тюркской семьи, дравидийской семьи в Южной Индии… Можно еще долго перечислять, у нас времени не хватит. И дальше встает вопрос, а не связаны ли они на более глубоком уровне друг с другом? Не восходят ли они к более общему предку?»

То есть, возникает вопрос о пра-праязыке, по поводу которого в науке нет однозначного мнения: «Некоторые ученые стали в ужасе говорить, что мы дальше идти не можем, что это слишком глубокий уровень реконструкции, что реконструкция из реконструкции – это слишком субъективно, слишком размыто, слишком непонятно. Что от современных языков, потомков всех этих семей, уже отдаляемся на временной период не в 5-6 тысяч лет, а, наверное, в 10-15 тысяч лет. Как же мы можем пройти на такую глубину?».

В этом отношении «настоящим прорывом» в науке, по словам Старостина, явились исследования отечественного ученого Владислава Марковича Иллича-Свитыча, выдвинувшего теорию «ностратического родства».

.«Сам термин «ностратические языки» был введен еще в начале ХХ века датским, если я не ошибаюсь, лингвистом Хольгером Педерсеном, который впервые опубликовал эксплицитное предложение сроднить между собой несколько языковых семей Старого Света, и дал им замечательное название «ностратические». От латинского «noster» (наш), в том смысле, что это вот наши языки, а все остальные не наши».

Мы не будем подробно останавливаться на ностратическом родстве языков, которое установил Иллич-Свитыч, т.к. одно их перечисление заняло бы много места.
Старостин отмечает, что « заслуга ученого в том, что между реконструированными прежде праязыками он выявил такие же регулярные фонетические соответствия, как мы устанавливаем, скажем, между индоевропейскими языками».

Но «самое главное, что произошло в науке с тех пор,- говорит он, — это то, что «к ностратической гипотезе добавилось еще большое количество гипотез, связывающих на таком же глубоком уровне другие семьи и Старого, и даже Нового Света».

«Крупнейшей гипотезой» он называет гипотезу так называемого сино-кавказского родства, выдвинутую 1980-е годы Сергеем Анатольевичем Старостиным (кстати, отцом Г.Старостина), который долгое время был руководителем московской школы компаративистики. Как и ностратическая, эта гипотеза пытается свести вместе языки, казалось бы, столь далеких и не имеющих ничего общего друг с другом семей.

Сергей Анатольевич Старостин в соавторстве с Сергеем Львовичем Николаевым реконструировал прасеверокавказский язык и в дальнейшем сопоставил его с сино-тибетской семьей. Ее крупнейший представитель – китайский язык, откуда, собственно, «сино», china. А также тибетский, бирманский и очень большое количество мелких языков Юго-Восточной Азии.

Это вызывает нескрываемое удивление журналиста:

Б.Д.: Исходя из обычного здравого смысла, это выглядит, конечно, совершенно удивительно. Китайский язык как родственный северо-кавказским языкам.

Г.С.: Парадокса никакого нет. Просто гипотеза предполагает наличие некоторой общей прародины, на которой говорили люди на, условно говоря, пра-сино-кавказском языке, из которой в дальнейшем произошли миграции: одна часть народа осела на Кавказе, другая мигрировала в Южную Азию.
Более того, есть даже некоторые такие транзит-пойнты, потому что в ту же самую семью, по-видимому, входит изолированный, то есть не имеющий совсем близких родственников язык бурушаски, на котором говорят на Памире.

Б.Д.: Можно сказать, на полпути. Ближе, конечно, к Китаю…

Г.С.: Да, на полпути от Кавказа к Китаю.

А.К.: Это как раз в логику вполне себе вписывается: шли-шли, эти остались, те дальше пошли, а те и не уходили.

Г.С.: Да. Кроме того, в эту же семью входит маленькая группа енисейских языков, из которых сегодня в живых остался только один язык – кетский. Но раньше они были гораздо шире распространены, по всему среднему течению Енисея. Значит, дотуда они тоже дошли.
Есть даже более смелая версия этой теории, согласно которой в эту же семью еще входят и некоторые индейские языки Америки, а именно языки индейцев так называемой группы на-дене. В основном на Аляске говорят на этих языках, но некоторые из этих индейцев дошли вниз аж до того же самого штата Нью-Мексико.
Поэтому эту семью иногда вместо сино-кавказской называют дене-кавказской.

На это высказывание Старостина журналист реагирует неожиданным образом:

А.К.: Гипотеза действительно очень смелая. А вот что нужно кроме смелости? Ведь наверняка нужны какие-то еще факторы, чтобы она стала все-таки гипотезой, над которой люди в голос не хохочут?

Но Старостина слова журналиста нисколько не смущают:

Г.С.:. Каким образом обосновывается сино-кавказская макросемья так, чтобы люди не смеялись? Точно так же как и индоевропейская семья, а именно с помощью регулярных фонетических соответствий.
Мы берем реконструированный словарный фонд, скажем прасеверо-кавказского языка, берем реконструированный словарный фонд прасино-тибетского языка, сопоставляем их и пытаемся понять, можно ли установить такие же регулярные соответствия, можно ли набрать этимологический корпус.
И вот выясняется, что можно. Общее слово для собаки, например, между северо-кавказским праязыком, где она звучит примерно как «хуэйя», а в прасино-тибетском языке она звучит примерно, как «кхуий». «Хуэйя» и «кхуий».

А.К.: Близко.

Здесь надо сделать паузу. Как видно из этого, концепция праязыка, а теперь уже пра-праязыка основана все на тех же поисках фонетических соответствий в разных языках.
О мышлении не говорится ни слова, в то время как «мышление и язык, когда возникли, то возникли совместно, а когда их не было, то не было человека» (Марр).

Индоевропеистика по-прежнему предстает как доведенное до «звукоедства и буквоедства» учение, которое « принимали по недоразумению за лингвистическую науку, т.е. за учение о речи и мышлении, тогда как оно было и остается голым фонетико-сравнительным учением без мышления» (Марр).
Человечество не начинало единым языком, писал он.
«Единый язык, это библейская легенда, такая же состоятельная, как утверждение, что человечество начало сознательное существование с мыслью о едином боге»[2].
Но, не хотелось бы повторяться — об этом мы уже писали раньше.

В связи с вышеизложенным возникает другой вопрос: каким образом из пра — праязыка происходило ответвление тех многочисленных языков, которые составляют его «генеалогическое древо»?

По теории Старостина, это шло путем миграции отдельных групп населения: «шли-шли, эти остались, те дальше пошли, дошли до туда….».
.
Такое утверждение вызывает некоторые аналогии. Вспомним про удивительный факт совпадения мифологических сюжетов, сходства религиозных и магических ритуалов у разных народов, которые ученые тоже пытались объяснить следствием миграции населения и взаимовлиянием культурных традиций.

Но, как показал Юнг, мифы всех народов имеют архетипические корни в коллективном бессознательном и являются неличностным достоянием. Поэтому прежние выводы ученых в отношении миграции, влияния чужих культурных традиций, лежащих в основе сходства мифологических сюжетов и символов, с его точки зрения, не выдерживают критики: «Несмотря на основательную схожесть символических идей, не может быть никакого прямого влияния, поскольку идеи, как свидетельствует опыт, … возникают автохтонно снова и снова, независимо одна от другой, из психической матрицы, которая, кажется, является повсеместной» [3].
Архетипы носят универсальный характер и их можно найти во всех культурах, хотя они могут появляться под различными названиями в зависимости от специфических условий той или иной культуры.

Предшественником Юнга был Леви-Брюль, создавший концепцию о коллективных представлениях, которые являются источником и содержанием древних верований.
Коллективные представления существуют до индивидуумов, которые усваивают их с рождения, и обнаруживают себя после их смерти. Они передаются из поколения в поколение, навязываются всем членам социальной группы и независимы от отдельной личности.
Характеризуя коллективные представления, Леви-Брюль в качестве примера приводит язык, который, хотя и существует в сознании отдельных личностей, которые на нем говорят, тем не менее «базируется на совокупности коллективных представлений». «Язык навязывает себя отдельной личности, он предсуществует и переживает ее» [4].
В аспекте этих взглядов следует рассматривать и те интуитивные прозрения В.фон Гумбольдта, которые касаются природы языка. Он писал, что «сознательным творением человеческого рассудка язык объяснить нельзя». «Чтобы человек мог постичь хотя бы одно слово, … весь язык полностью и во всех своих взаимосвязях уже должен быть заложен в нем»[5].

Подводя итоги в конце беседы со Старостиным, журналист спрашивает:

А.К.: Я правильно понял из того, о чем мы в течение двух программ говорили, что эта самая компаративистика, сравнительное историческое языкознание – одна из немногих областей науки, где российские ученые в мире находимся на каких-то чуть ли не ведущих позициях? По крайней мере, на каком-то уважаемом месте, в отличие от преобладающего большинства других наук.

Г.С.: Так сложилось, что сравнительное историческое языкознание вообще за пределами России несколько утратило те позиции, которые оно имело, скажем, в XIX веке, когда это была ведущая отрасль языкознания. Сегодня оно не столь популярно. На передний план вышли другие области языкознания: типология, порождающая грамматика…

Г.С.: Нам посчастливилось сохранить и развить лучшие традиции европейского сравнительного исторического языкознания. Сначала это было под эгидой МГУ, сегодня – под эгидой РГГУ. Несмотря на многочисленные сложности, мы считаем себя активными носителями традиционного, классического сравнительного исторического метода.

Б.Д.: Соответственно, эта школа – один из центров этого метода. Может быть, ведущий центр этого метода в мире.

Г.С.: Да, так сложилось.

Слова Старостина говорят о том, что фонетико — сравнительное исследование остается приоритетным направлением в отечественной науке, в отличие от Запада. По-настоящему, выходит, что за прошедшие двести лет методы науки ничуть не изменились. Так можно ли считать это достижением?
И можно ли принимать за комплимент вывод журналиста о том, что «сравнительное историческое языкознание – одна из немногих областей науки, где российские ученые в мире находятся на ведущих позициях».
Ведь это — с какой стороны посмотреть…

ЛИТЕРАТУРА.
1. Лекция Г.Старостина. Классификация языков и московская школа компаративистикиhttp://polit.ru/article/2011/02/22/starosrin/
2. Марр Н.Я.Яфетидология. Жуковский-Москва «Кучково поле»,2002, с.194
3. Юнг К.Г. Душа и миф. Порт-Рояль – Совершенство Киев-МСосква,1997, с.101
4. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. Москва «Педагогика-Пресс»,1994, с.9
5. Гумбольдт В.Избранные труды по языкознанию. Москва, Издательская группа «Прогресс», 2000, с. 313