Тетради

***

Гудят за окнами авто

и в булочной созрели булки,

пускай сегодня я никто —

лишь запахи по переулку,

лишь этот монотонный звук,

лишь капля на оконной раме —

есть пара крыльев — вместо рук,

парение над облаками,

и есть такая высота,

с которой падаешь привычно

в просторы белого листа,

в воспоминания о личном…

 

***

 

Мы —  странные, меченные,

идём путями млечными,

идём по земле, по звёздам,

идём по закатам поздним,

идём по рассветам ранним,

идём по кровавым ранам,

по судьбам идём, по странам,

идём по дождям-туманам,

идём по пустым карманам,

по грёзам идём, по планам,

идём по зиме, по лету,

чтоб кануть навеки в Лету.

Безумцы, глупцы, поэты…

 

ТЕТРАДИ

Эти линии на листе —

взять бы их и связать узлом,

в безысходности, в пустоте

параллельность кажется злом.

Я квадраты люблю. В них легче

разместить  все нули с крестами,

есть привычка у птицы певчей —

параллели менять местами…

но одно неизменно — поле,

поле, что  остаётся красным.

Есть границы чужого горя,

перейти  их всегда опасно…

Жизнь моя… В ней так  много бури,

в ней мотивы дождя и моря —

переливы цветной  глазури

и кровавые метки горя…

 

 

 

 

Один комментарий к “Тетради

  1. просторы белого листа
    нет, это вовсе не паденье
    лист белый это — высота
    когда не думаешь с листа

    идёшь по земле ли, по звёздам
    или — по закатам поздним
    как грустно рассветом ранним
    идти по пустым карманам

    по грёзам идти без плана
    без тумана и без дурмана
    идёшь чтоб не кануть в Лету
    ползёшь от заката к рассвету
    — — —
    нет границ у чужого горя
    перейти все границы трудно
    тяжко жить у синего моря
    хорошо бы у моря родиться
    :: :: :: ::

    «Посылаю тебе, Постум, эти книги…»
    . . . . . Иосиф Бродский
    . . . . . .
    Нынче ветрено и волны с перехлестом.
    Скоро осень, все изменится в округе.
    Смена красок этих трогательней, Постум,
    чем наряда перемена у подруги.
    . .
    И от Цезаря далеко, и от вьюги.
    Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
    Говоришь, что все наместники — ворюги?
    Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

    Вот и прожили мы больше половины.
    Как сказал мне старый раб перед таверной:
    «Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
    Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
    . .
    Зелень лавра, доходящая до дрожи.
    Дверь распахнутая, пыльное оконце,
    стул покинутый, оставленное ложе.
    Ткань, впитавшая полуденное солнце.

    Понт шумит за черной изгородью пиний.
    Чье-то судно с ветром борется у мыса.
    На рассохшейся скамейке — Старший Плиний.
    Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

Обсуждение закрыто.