«Сколько все-таки языков на планете?»

«СКОЛЬКО ВСЕ — ТАКИ ЯЗЫКОВ НА ПЛАНЕТЕ?»

Вопрос, вынесенный в заголовок статьи, прозвучал в беседе радио-журналистов Анатолия Кузичева и Бориса Долгина с Георгием Старостиным, одним из ведущих специалистов в такой области языкознания, как сравнительно-историческое исследование языков.
Остановимся на его званиях, которые производят внушительное впечатление. Георгий Старостин является старшим научным сотрудником Центра компаративистики, заведующим кафедрой истории и филологии Дальнего Востока Института восточной культуры и античности Российского государственного гуманитарного университета, а также соруководителем международного проекта «Эволюции языка» (Институт Санта-Фе, Нью-Мексико) .http://www.polit.ru/science/2011/02/15/starostin.html#.

Что отвечает Г. Старостин на вопрос, который поставлен в название статьи?

Г.С.: Моя личная версия – я не знаю, потому что я не могу провести общего обзора, но по сведениям международной системы «Этнолог», которая занимается инвентаризацией языкового наследия мира, языков – 6900. По-моему, 6909, если я не ошибаюсь.

А.К.: 6909 языков. Есть вам чем заняться. И долго еще будет.

Да, при таком количестве языков можно быть уверенным, что ученые компаративисты «без хлеба» не останутся.
Здесь следует пояснить, что означает слово компаративистика? Компаративистика (от латинского comparativus – сравнительный) – это сравнительно- историческое языкознание, ставящее своей целью установление звуковых соответствий между родственными языками.

И большая часть беседы отводится анализу звукового сходства и соответствий в разных языках.

В частности, Старостин показывает, как индоевропейский звук «д» в русском языке так и остался как «д», а в английском он дал глухой «т». Например, русское слово «два», а в английском «тва» — two. Русское «десять»- английское ten . Или русское слово «дерево» и английское «tree». Опять же русское «д» соответствует английскому «т».

Обобщающим эти примеры является следующее заключение Старостина: «Если все эти слова связаны регулярными соответствиями, это можно объяснить только одним образом – тем, что они восходят к некоему общему источнику, из которого в английском получилось «tree» за сколько-то лет, а в русском получилось «дерево» за сколько-то лет. По этим регулярным фонетическим соответствиям мы и восстанавливаем звуковую оболочку праиндоевропейского слова».

На эти слова журналист реагирует следующим образом:
А.К.: А теперь Георгий произнесет нам в прямом эфире слово, которое предшествовало и «дереву» и «tree».
Г.С.: Сначала корень слова «дерево» выглядел примерно как «дреу».
А.К.: А мы ближе, чем англичане. Ближе!

Г.С.: Да, в некоторых отношениях ближе, конечно. В английском языке, как во всех остальных германских языках, произошло так называемое передвижение согласных в свое время. Оно состояло из трех частей, причем двумя важнейшими частями было то, что все старые звонкие согласные стали глухими, а все старые глухие согласные стали щелевыми. Скажем, «д» стало «т», а «т» старое стало «ф» (th).
А.К.: Межзубное «с».

Как не вспомнить здесь Марра и его слов о сравнительном языкознании, которое принимает характер «филологического буквоедства и доведенной до звукоедства фонетики». Но об этом речь пойдет ниже.

Ключевым же моментом этого интересного диалога является, на наш взгляд, следующий фрагмент:

Г. С.: Самое большое достижение исторического языкознания, с чего, собственно, все начинается – это обнаружение определенных закономерностей в развитии языка.
А.К.: А закономерности развития – они общие для любого языка?
Г.С.: Нет, они разные.
А.К.: Тогда это не закономерность.
Г.С.: Общие в рамках одного языка…
А.К.: Нет, в рамках одного языка, понятно, что это закономерность. А в принципе, существуют общие законы для развития вообще языков?
Г.С.: Я бы, скорее, обозначил их как тенденции. Не как закономерности, не знающие исключений, но как некие общие пути, по которым часто развиваются языки даже самых разных языковых семейств в самых разных частях мира.

Беседа радиожурналиста с ученым лингвистом Георгием Старостиным во многом примечательна. Приведенный выше фрагмент как бы высвечивает характерные черты индоевропейской науки или «учения о звуках», как его называл Н.Я.Марр.
Когда журналист задает вопрос, существуют ли общие закономерности развития языка, то четкого ответа он не получает. Старостин говорит то «да», то «нет», а потом и вовсе переводит разговор опять на звуковое сходство слов в разных языках.

Немного истории. Сравнительно-исторический метод возник в конце XVIII — начале XIX в связи с открытием Уильямом Джонсом (1746—1794) древнеиндийского языка санскрита и утверждения в научном мире тезиса о родстве многих языков от Индии до Европы.

Впоследствии семья родственных языков, включающая славянские, германские, италийские (современные романские), кельтские, индоиранские и другие языки, стала называться индоевропейской, а общий праязык — праиндоевропейским.

Достижением этого метода, по словам академика А. Зализняка, можно считать « установление звуковых соответствий между родственными или более далёкими языками, выведение законов фонетического развития и реконструкция на этой основе более древних форм слов. Внешняя форма слов языка меняется не индивидуальным образом для каждого слова, а в силу процессов — так называемых фонетических изменений (иначе — фонетических переходов), охватывающих в данном языке в данную эпоху ВСЕ без исключения слова, где имеется определенная фонема (или сочетание фонем)» [1].
Это «основополагающий принцип исторической лингвистики», по его утверждению.

Но, признавая достижения сравнительно-исторического языкознания, уже в прежние времена ученые выступали против утвердившегося в науке диктата фонетических законов и тенденции анализировать языковую структуру без какого – либо упоминания о семантике. Общее языкознание требовало обобщений, которые могли бы расширить и углубить методы этой науки.
По большому счету, жесткий приоритет фонетики, ограничивающий исследования языка констатацией изменения звуков и форм, – «это лишь мертвый продукт научного анализа», если воспользоваться выражением Гумбольдта[2].
Действительно, насколько полнокровней представляется изучение языков, когда оно не отрывается от мышления, с которым язык нерасторжимо связан. Ведь «язык насыщен переживания прошлых поколений и хранит их живое дыхание» (Гумбольдт).

В полном с этим согласии писал Н.Я. Марр, что «язык есть не только звучание, но и мышление», да и не одно мышление, а накопление смен мышления, смен мировоззрения»[3]. «Мышление и язык, когда возникли, то возникли совместно, а когда их не было, то не было человека». Анализ языковых данных представляется нереальным без учета мышления, как сокровенного его содержания.
В свете того господствующего положения, которое занимала индоевропейская наука, можно понять Марра, его нетерпимость по отношению к этому учению, которое « принимали по недоразумению за лингвистическую науку, т.е. за учение о речи и мышлении, тогда как оно было и остается голым фонетико-сравнительным учением без мышления».
Для индоевропеистов лингвистический элемент – звук, так наз . фонема. Напротив, для Марра и его последователей лингвистический элемент – это значимое слово, т.е. мысль в звуковом воплощении. Вопрос не в словах-звучаниях, а в их смысле[4].

При всей категоричности своих высказываний Марр, однако, не отбрасывал звуковые законы, но, по его мнению, возникновение звуковых соответствий, строгая система вовсе не устанавливалась сразу. И звуковой язык был вначале не один, а бесконечное количество множества языков. Само родство языков не есть изначальное явление, равно как не изначальное явление закономерные звукосоответствия родственных языков.

Он писал «о стадиальности звуковой речи». Только постепенно звуки получили самостоятельную значимость, независимо от мышления, и стало возможным изучение их как чисто формальных явлений.

Подходя к вопросу о происхождение языка, Марр считал главным обращение к доисторической жизни человечества, эпохе первотворчества, ибо «человек мыслил, образуя еще стадное общество».
В основе его нового учения о языке лежит «теория стадиальности», т.е. учение о стадиальных сменах способа мышления со сменой закономерностей и «техники» образования слов».
Из сказанного естественным представляется подход к языку, не как «к однородному массиву, а как к составу из различных наслоений в результате отложений стадиальных трансформаций из языков более древних систем» (Марр).
«В лексическом составе каждого языка, в различных его слоях выявляется творчество совершенно отличное от нашего восприятия мира, как результат отложения доисторического мышления».

Насколько справедливыми оказываются эти слова, убеждает изучение иврита как одного из древнейших языков человечества.
В структуре его корневых гнезд, способе словообразования (несмотря на позднейшие языковые напластования) обнаруживаются пережиточные формы доисторического языкотворчества, или яфетидизмы, по Марру [5].

Что заставило нас вновь вернуться к этой теме?
Трудности, с которыми сталкиваются исследователи древних текстов, отмечались еще учеными прошлого
Древнее мышление откладывало отпечаток на словотворчество, выражением чего было неповторимое своеобразие словосочетаний и языковых оборотов, в которые облекалась древняя языковая мысль. С точки зрения ученых, это шло в нарушение всех лингвистических законов, что побуждало относить эти особенности к «этимологическим причудам» древнего языка.

«Игра слов», семантическое сближение слов, сходных по созвучию, обобщение одноименным корнем разнородных слов по значению – все эти особенности словообразования в иврите озадачивают и современных исследователей.
Об этом свидетельствует фундаментальная монография ученого библеиста и переводчика А.Десницкого «Поэтика библейского параллелизма» [6].

Автор размышляет над неясной этимологией древнееврейских слов, предпринимает даже попытки объяснения их происхождения, с точки зрения древнего архаического мышления, но тут же признает «ошибочность» такой этимологии, потому что она не вписывается в установленные современной лингвистикой законы. Подробно об этом в статье [7].

Действительно, иврит устанавливает многие необычные связи между словами, понять которые невозможно без знания закономерностей древнего архаического мышления и без обращения к древним верованиям, преданиям, мифологическим образам.
Происхождение слов нельзя рассматривать в отрыве от особенностей архаической семантики. Ибо, как писал Гумбольдт, «простой секрет этих (архаических – И.Б.) языков, который и указывает путь к их расшифровке таков: полностью забыв нашу грамматику, надо прежде всего попытаться выстроить ряды значений»[8].
Но, судя по приведенной выше беседе, «а воз и ныне там».

ЛИТЕРАТУРА

1. Лекция А.А. Зализняка
«О профессиональной и любительской лингвистике»
на фестивале науки в МГУ 11 октября 2008 http://polusharie.com/index.php?topic=116082.0
2. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 2000, с.70
3. Марр Н.Я Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, 135
4. там же, с.97
5. Беленькая И. Об отношении иврита к яфетическим языкам. Статья в «Мастерской», август 2013
6. Десницкий А. Поэтика библейского параллелизма. http://azbyka.ru/dictionary/02/poetika.pdf
7. Беленькая И. Статья « Откуда берет свое название страна Норвегия?» Блоги журнала «Семь искусств».

8. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 2000, с. 315