не совсем забытые имена

Их почти забытые имена ЗАБЫТЫЕ ИМЕНА Их незабытые имена…
* * *
* «Они любить умеют только мёртвых…»
* они не умеют любить даже мёртвых…
* а почему? ведь их больше нет, ОНИ НЕ будут больше НИ раздражать НИ радовать НИ огорчать. Почему?
* му . . ло, их хотят ЗАБЫТЬ. ИХ хотят забыть, они НЕ радуют нас и НИкогда НЕ радо-вали.
* врёшь ,мерзавец ,это они тебя не радовали
* идиот, ну предположим ,радовали нескольких идиотов так это Не считается.
* А сколько — считается?
* не меньше 16-ти
* почему 16-ти ?
* потому что «изюму шашнадцать кило» и закончим на этом , идиот
— — — — — — — —
Михаил Генделев
БАЗИЛЕВС
галочки на полях киммерийской литературы
……
Товарищи курсанты! Писать надо так:
“Окно мое настежь, во весь проем, разинуто, до хруста в скулах.Оно давится крупными кусками, фрагментами черноморского ветра”. Ну и т.д. Я, как старая белка, живу в Массандровском парке, прямо на обломках декораций, шмыгаю в неразобранной бутафории крупного,но провалившегося второсортного соцартовского проекта “Полуостров Крым” (сценарий Аксенова, муз. Тангейзер, реж. Хронос, совместное производство Россия–Украина). И все б ничего б, кабы не укоризненные международные, из Москвы ибо, звонки от госпожи Барметовой. Напоминает мне красавица Барметова, как заговорившая из
брошки камея, что нависла сдача контрольных работ, а я, второгодник, дислект, никак не могу доделать уроки, чем подвожу под монастырь – это уже на хвосте и, как ноздри, раздувая капюшон – хороший, независимый литературно-художественный журнал (издается с мая 1924 года), и как мне, Чехонте, не стыдно прохлаждаться в Ялте, находясь на излечении, и – главное, Алексей Максимович! – конечно,здоровье,
но помните, Михаил Самюэльевич Генделев вы наш таврический! – крайний срок – кровь из носа – сдачи материала по Аксенову – пятница тринадцатого. А у меня в душе (все же в психике. Когда не понимаешь значения слова “душа”, рекомендую пользоваться словом “психика”. – М.Г.) – паника, тревожно сплю, из содержания и смысла всего-то припасены несколько впечатлений о белогвардейском крымском ветре, что дует освежающе с Сиваша, общеизвестно – на Перекоп,с санаторной целебностьюнеобычайной,
да новые сведения о человеческой природе,мучающие меня какой-то
фатальной, тоскливой неоднозначностью, впрочем, сведения, имеющие косвенное, едва ли не пунктирное отношение к заявленной теме моего сочинения. Но царапающие коготком, особенно в конце, там, где жалобно.
****
Майя Каганская СЛОВО О МИЛОСТИ И ГОРДОСТИ
Краткий очерк души и творчества
Вслушиваясь, вчитываясь и снова вслушиваясь в новые стихи Михаилаж Генделева, я поначалу то и дело вылавливала из собственного внутреннего гула и шума приблудившееся слово «милость». По контрасту: для поэтической вселенной Генделева не существует понятия более чуждого и враждебного, чем это сладкое слово. Надежду на милость он однозначно расценивает как ожидание милостыни, даже если выясняется, что нищим
придется объявить нашего всеобщего любимца Мандельштама. Да разве только любимец?! Как выражаются заскучавшие по культу личности современники: «Мандельштам – культовый поэт».
Генделев это учитывает, и в вершинном рывке своей книги, стихотворении «К арабской речи», которое я уподобляю Дню Шестому его нового творения, иронически величает Мандельштама: «бог-Мандельштам». Так в стихе «К немецкой речи», по образу, но не подобию которого написано обращение к речи арабской, сам Мандельштам без всякой иронии взывал к богу-Нахтигалю.
И впрямь: от века культ положен и приличествует только божеству, так что, отмечу вскользь и ретроактивно, само
словосочетание «культ личности» уже содержало в себе суровую критику и, что самое забавное, критику теологическую. А потому – провиденциальную.
Новые стихи Генделева – тот единственный род поэзии, который сегодня еще способен оправдать и удержать эту грустно уходящую натуру. Поэзия Генделева есть поэзия теологическая, ее главный нелирический герой, держатель тематики, семантики, облика и склада стихов, единственное полноценное «ты», выступающее в паре с авторским «я», – это руководящее начало, начальник бытия, в просторечии именуемый Богом.
Во избежание возможных недоразумений: Генделев – поэт теологический, но совсем не религиозный. Если речь идет о конфессиональной религиозности (а в случае Генделева таковой может быть только иудаизм – ни для каких иных версий он оснований не давал),то мы не встречаем в его стихах ни отсылок к нашим священным преданиям, ни грозди имен наших пророков,
патриархов, святых и вероучителей в роли покровителя и гаранта
поэтического слова. Даже танахический лад, чья сверхмощная метафорика особенно близка генделевской поэтике, не отзывается ни узнаваемой образностью, ни внятным воспоминанием о Книге книг (цитата, аллюзия, сюжет).
…военнослужащий Генделев принимал участие лишь в одной израильской кампании – Ливанской (1982-85), но как поэт, однажды на войну попав, он более с нее не возвращался. Последний раз на линии огня его видели 16 июня 2004 года, когда было зачитано стихотворение «К арабской речи».
—————
М.Г
ВАЛЬС «РОССИЯ»
Глина да снег
именуемый крошево
хлебушко небушко все по-хорошему
пес был цепной был да цепь уворована
что ты смеешься мудак это родина
что ты хихикаешь мой отмороженный
в склянке метил матерком припорошенный
и
областною газетой оклеено
небо над ясеневыми аллеями
а
под триумфатором конь
он только что не поет
над триумфатором бурные хлещут знамёна
лев
двойной его герб
на задние ноги встает
и
орел его гриф
и сам его профиль орлёный

под радиатором ржа это кисло железо гниет
битый бетон Мустафа дохлый паук арматуры
хлеб
потому он и хлеб
что его Мустафа не взахлеб
угол бульвара Политкаторжан и проезда Культуры
солнышко в дождик а частик в томате а ситчик в горошины
в царских султанах двуглавые лошади
Барух Ата Адонай Элоhэйну и охрани Троеручица
угол Пелевина имени Ленина если получится

раз-два-три
под императром зверь
он только что не поет
его багряный чепрак из стихов в государственном гимне
а в свите его человек
он
вообще
огнями блюет
что ты смеешься мудак
они все погибли.
Иерусалим, май 1996
Иерусалим, декабрь 2003
— Майя К. —
«Мы не можем ждать милостей от природы!»
Это исповедание недоверия приписывается автору яблок, груш, слив и прочих натуральных радостей и безнадежно скомпрометировано тем, что рекомендацию садовника к стволу времени привил палач. И время не пощадило Мандельштама. Его кассационную жалобу оно тоже срезало – нашел у кого просить!
А потому без смущения и не таясь – объявляю: призыв не ждать милостей от природы, любой, будь то природа времени или природа
Бога и человека, находит во мне живейший отклик.
Можно ли ждать милости от будущего после того, каким мы его делаем? Никого оно не рассудит, ничего по своим местам не расставит. Сказанное в настоящем настоящим и призывается к ответу. Сейчас, сегодня, сию минуту я присваиваю новым стихам Генделева эпитет самый запретный для нынешней речи, на каком бы языке эта речь не звучала: стихи Генделева – гениальны.
Гениальность – слово динамитное, одним своим присутствием оно рвет в клочья ту подлую философию равенства, которая удавкой замыкает нашу гортань. Невысказанное словом удушает мысль в зародыше. О, да, конечно, «мысль изреченная есть ложь»… Допустим. Но что есть мысль неизреченная?
Отвечаю: она есть гниение.
Мы живем в мире гниющих мыслей и буйно жирующих слов.
Генделев пишет не словами и не их сочетаниями, не строками и не
строфами, – он пишет сущностями, мыслями и смыслами.
Эксцентричная топография его стиха подобна дорожному предупреждению о крутых поворотах смысла, не вписанных в движение одних только слов. Что ж до смысла слова «смысл», – негоже видеть в нем исключительно плод разума, туго спеленатый понятием (слово). Смысл – это отдельное целокупное существо, пришедшее в мир, чтобы в нем утвердиться. Или быть отвергнутым.
И все же интересно: откуда у Генделева берутся слова?
Ответ: от Мандельштама.
Мандельштам от века-волкодава открещивался тем, что он по крови своей не волк. Для Генделева образ его времени и его врага – это свора псов. На них он призывает молчание тигра. Кольцо несуществованья тесно, а потому генделевский извод послания Павла неизбежно замыкается Мандельштамом:
«История – это ров расстрельный… или как там… ров наполненный шумом времени»…
Стихи Генделева не подвержены коррозии времени – ведь он ни что не надеется, ничего не выпрашивает. Ни у своего Бога, ни у своего народа. Поэтому смиримся: Генделев – наша национальная гордость, великий еврейский поэт.
Потому что он единственный, который пишет о том, о чем евреи молчат. На всех языках. А должны кричать!
………………………………………
Впервые как послесловие к книге М. Генделева «Легкая музыка» (2004).
Также по теме:
М. Каганская. Памяти «Памяти Демона»
М. Каганская. Я хочу рассказать вам…