Автор: По сути, уникальный факт восстановления древнееврейского языка доказывает возможность сознательного воздействия на язык, участие в нем отдельного человека, а также выявляет сущность самого этого процесса. Но это идет вразрез с утверждением Гумбольдта, что «всякое творчество в области языка может быть плодом только его собственного жизненного импульса».
Поэтому, если рассматривать возрождение иврита в плоскости тех проблем, о которых в свое время писал Гумбольдт, то первоочередной вопрос, который возникает, следующий: какое воздействие на язык оказала «привлеченная извне сила», или, применительно к ивриту, какие изменения претерпел иврит с момента возвращения его в обиход разговорной речи.
Эти вопросы разрабатывались целым рядом израильских лингвистов (Х. Бланк, Р. Сапан, И. Гури, Р. Нир и др.) по мере того, как иврит стал входить в повседневную жизнь населения страны.
Особого внимания в этом плане заслуживает очень интересная монография ученого гебраиста и переводчика А.А. Крюкова «Современный разговорный иврит».
Автор считает, что «в иврите на настоящий момент существует два основных лексико-фразеологических корпуса, различающихся по целому ряду принципиальных показателей. Первый – традиционный литературно-нормативный иврит, в целом базирующийся на языке священных книг иудаизма, и второй – разговорно-просторечный, «новый иврит». Но настораживает тот момент, что, влияние и позиции современного иврита «в речи и на письме неуклонно расширяются, а сам он все чаще начинает заменять и вытеснять традиционный иврит, из которого собственно вырос» [1].
Что же характеризует современный разговорный иврит?
По мнению Крюкова, в первую очередь — это превалирование в иврите арабско-английских и других иноязычных заимствований. Главной же чертой современного иврита, его «имманентной составляющей», как пишет автор, является сленг, который фактически заменяет лексико-фразеологические единицы нормативного языка.
Обилие сленговых слов и выражений, насыщенность лексикой сниженного содержания и заимствование из иностранных языков характеризуют все сферы функционирования израильского койне – от иврита улицы до языка средств массовой информации, теле — и кинопродукции, художественной литературы и выступлений депутатов Кнессета, указывает Крюков.
По его наблюдениям, сленговые выражения можно обнаружить в речи у всех без исключения носителей иврита, вне всякой зависимости от их социального уровня, возраста и профессии.
Общая тенденция на упрощение и примитивизацию разговорного иврита заметно проявляет себя и в литературном языке.
Рассматривая произведения молодых прозаиков Израиля, Крюков пишет, что «в языке героев этих произведений изобилуют вульгаризмы, инвективная и пейоративная лексика и фразеология».
К этому надо добавить и определенное воздействие на иврит такого средства массовой коммуникации, как Интернет. Идет активный процесс образования неологизмов, основным способом образования которых, является калькирование и прямые заимствования из английского языка.
На основании своих исследований Крюков приходит к выводу, что «происходит процесс денормативизации на морфолого-синтаксическом уровне иврита», который влечет за собой и многочисленные нарушения нормативной грамматики.
Четких устоявшихся грамматических правил в современном иврите пока не существует, пишет автор, а «вопросы синтаксиса и пунктуации вообще находятся на периферии внимания, как рядовых израильтян, так и ученых-филологов» [2] .
Отступление от норм грамматики, доминирование в последние десятилетия «просторечного компонента», тенденция к «огрубению и варваризации» языка — все эти явления требуют объяснения. И причину их, по мнению автора, следует искать в новейшей истории еврейского народа.
Когда началось национально-культурное возрождение нации на древней родине, повлекшее иммиграцию больших групп населения, разных в этнолингвистическом отношении, процесс развития языка расслоился на отдельные диалекты. Это были «относительно замкнутые этнолингвистические поля (даже на столь малой лингвогеографической территории, как площадь Израиля), групповые и возрастные социолекты, к которым начали добавляться формировавшиеся профессиональные арго». Существовал язык выходцев из Германии и Марокко, иврит йеменитов и иврит англосаксов
Помимо этого автор указывает на роль особых лексико-фразеологических пластов, которые сформировались в условиях таких замкнутых анклавов, как кибуцы – «кибуцное арго», армейские подразделения – «цахалит» или армейский сленг, и прочих обособленных социально-общественных групп. Таким образом, в разговорный иврит вошел целый ряд субъязыков: молодежного сленга, жаргона полицейских и асоциальных групп населения, лексикона жителей кибуцев и даже детского лексикона, что отразилось в целом на языковой ситуации в стране.
Причину наблюдаемой трансформации древнего иврита автор видит и в том, что в его развитии был полуторатысячелетний перерыв. В отличие от нормативных языков, которые проходили долгий и непрерывный путь, совершенствуя свои грамматические формы и вырабатывая общие абстрактные понятия, вошедшие в их лексический состав, иврит сохранил архаические формы словообразования и построения.
В результате автор приходит к неутешительному выводу, что «можно прогнозировать дальнейшее развитие израильского иврита в направлении денормативизации, упрощения и интернационализации» [3].
Особую озабоченность Крюкова вызывает то, что стилистическое снижение разговорного иврита, его «огрубение и вульгаризация», являются опасными и тревожными симптомами, которые зачастую служат «объективными показателями многочисленных социально-психологических и духовно-культурных проблем израильского общества» [4].
Последнее – процесс искажения и оскудения языка как проявление негативных явлений в общественной жизни — заставляет вновь обратиться к прежней теме: «может ли какой-нибудь язык достичь завершенности, минуя некоторые средние стадии развития» [5].
Этот вопрос не случаен, в виду отмеченных негативных черт современного иврита и далеких от оптимизма прогнозов в отношении его будущего развития. На наш взгляд, это напрямую сопряжено с теми проблемами, которые поднимал Гумбольдт в своих исследованиях.
В самом деле, «язык должен сопутствовать мысли Чтобы соответствовать мышлению, язык, насколько эти возможно, должен соответствовать внутренней организации мышления В противном случае, если язык покидает мысль, вместо того, чтобы сопутствовать ей, между ними возникают разрывы» [6].
Что надо понимать под этим словом – «разрывы»?
Вернемся к процессу реформирования иврита. Невозможно умалить заслуги Элиэзера Бен Иегуды, который приложил титанические усилия, чтобы возродить древнееврейский язык. В своем словотворчестве он не отступал от закономерностей древнего мышления и особенностей его словообразования. И только благодаря этому, иврит не разделил участь искусственно созданных языков вроде эсперанто.
Но вопрос в том, отвечают ли архаические формы словообразования и грамматика иврита современному уровню понятийного мышления?
Можно ли считать перерыв в истории развития иврита причиной тех процессов денормативизации и брутализации иврита, которые начались практически одновременно с его возрождением в качестве разговорного языка, на что указывает Крюков. Следует ли говорить о причинно — следственных отношениях между этими явлениями?
Сделаем небольшое отступление. Новейшая история свидетельствует, что общественно–политические преобразования, как правило, влекут за собой и трансформацию языка.
Следствием Октябрьского переворота в России была реформа русского языка, которая отменяла «лишние» буквы, прежние правила правописания и пунктуацию. Какая за этим последовала «череда непредсказуемых и трагических событий» — описано в романе «Орфография» Дмитрия Быкова.
Политический хаос, который неминуемо приводит к деградации языка, еще раньше показал Джордж Оруэлл в своем знаменитом романе-антиутопии «1984». «Новояз» — таким термином Оруэлл обозначил язык тоталитарного общества, в котором обычная лексика была подменена партийно-бюрократическими оборотами. Но помимо лексики изменению подверглась и грамматика. Грамматика новояза конструировалась предельно просто. Радикально упрощалось словообразование: любое слово в языке могло использоваться как существительное, прилагательное, глагол и наречие. Прилагательное можно было произвести от любого существительного, как, например: «пальтовый», «жабный», от них — соответствующие наречия и т.д.
Что в этом описании новояза обращает внимание? Здесь явно напрашивается параллель с архаическими формами словотворчества. На первый взгляд, такое сравнение покажется некорректным. Но, если отвлечься от гротеска, острого сатирического пера Оруэлла, то в описываемом им упрощении грамматических форм нельзя не видеть возвращения к этапу древнего словотворчества. Что его характеризовало?
Это был тот долгий период, когда не было категории глаголов, были имена, те имена, которые впоследствии стали известны в грамматике под названием имен существительных и прилагательных, раньше также не различавшихся.
В древних архаических языках между прилагательными и существительными не было четких различий. Первоначально названия свойств — не что иное, как название тех предметов, которые являлись носителями этих свойств. Поэтому все прилагательные, с точки зрения происхождения, были производными от названия предмета. Особенности этого языкотворчества нашли отражение в древнем иврите. Если же говорить о современном иврите, то именно эти закономерности он наследует в своем словообразовании.
.
Раньше мы приводили примеры образования глаголов в современном иврите, которые сохраняют именную форму.
По тем же законам древнего словотворчества в современном иврите образуются прилагательные или определения, которые имеют общую звуковую основу с именем существительным. Иначе, определение тавтологично семантике того предмета, который оно определяет.
К примеру: тамар (пальма) и тамир (стройный); рейхан (базилик) и рейхани (ароматный); цамик (изюм) и цамук (сморщенный); цаним (сухарь) и цанум (тощий; худой); мара (желчь) и мар (горький); кэтэм (пятно) и катом (оранжевый); мэйцар (пролив) и цар (узкий); сакин (нож) и мэсукан (опасный); хома (стена) и хум (коричневый); балут (желудь) и болэт (выпуклый).
И более того, в некоторых случаях можно видеть, как иврит сохраняет и самую древнюю форму, когда существительное употребляется без изменения в качестве прилагательного или определения, например, саир (козел) и саир (косматый).
Связь с древним языкотворчеством обнаруживает и образование наречий. В древнем иврите наречия представляют те же имена существительные без изменения, происходят от слов, обозначающих предметы.
Так, «рука» употребляется в значении около, обок, возле чего, «глаз» — в значении перед, в виду кого, «лицо» — выражает направление вперед, спереди и сзади, «рот» — в качестве наречия единогласно, единожды, соразмерно, край, конец.
В новом иврите также многие слова используются без их изменения в качестве наречия. Вот несколько примеров, взятых нами из современных публикаций[7].
«На сленге слово רצח (убийство) употребляется в значении במידה רבה ביותר ,מאוד (очень, много, в самой значительной мере). К примеру, לפני הכול אנחנו מתגעגעים אליך רצח (Прежде всего, мы очень по тебе скучаем).
Или: מה אתה מגמגם, תדבר אוטוסטרדה (Что ты мямлишь, говори быстро)
. В данном случае существительное «автострада» перешло в разряд наречия.
. Другой пример: צבעו אותו אקספרס (Его быстро покрасил). Здесь слово «экспресс» – в качестве наречия «быстро».
Очень распространено удвоение слов для производства наречий. Всем известно выражение חופש י חופש י (абсолютно свободно, без ограничений). Например,
– Можно здесь погулять?
– Пожалуйста, абсолютно свободно.
מותר להסתובב באזור הזה?
– חופשי חופשי.
Но удвоение наречий также не является чем-то новым, оно известно из первоисточников, так, например,
выражение גבוהה גבוהה пришло в современный иврит из книги
Пророков.(שמואל א, ב’, ג).
В современном иврите используется также удвоение, повтор слов как прием для придания нового значения. Вот фраза из рекламного слогана:
Этот тунец действительно нечто!
הטונה הזאת היא מַמָשׁ סמסינג סמסינג.
В данной фразе сочетание סמסינג סמסינג можно было бы заменить
на משהו משהו (нечто, кое-что, классно, клёво, потрясающе).
Или выражение גבר גבר , что значит супермен, самый крутой, самый смелый, с самыми
накачанными мышцами мужик. А выражение שחקן שחקן – это супер игрок.
Такое удвоение применимо практически к любому существительному и служит для выражения нового смысла и значения», указывают авторы.
Но повтор слов, их удвоение, образование глаголов от имен существительных, а также прилагательных и наречий – все эти черты отличают древнее языкотворчество, в котором предложения организованы одним и тем же звуко-смысловым комплексом.
И если взять вышеприведенные примеры, они убеждают в том, что словотворчество в новом иврите, даже образование сленговых оборотов совершается по древним закономерностям.
В связи с этим необходимо сказать следующее. Во всех исследованиях о реформе древнееврейского языка пишется о том, что образование новых слов осуществлялось с помощью собственных словообразовательных моделей. Против этого нет возражений, но к этому еще следует добавить, что оно осуществлялось по закономерностям древнего мышления и архаического словообразования. Язык неотделим от мышления. «Мышление и язык, когда возникли, то возникли совместно, а когда их не было, то не было человека», писал Марр. Но эта нерасторжимая связь языка и мышления почему-то упускается из виду, ее оставляют в стороне, когда речь идет о словотворчестве иврита.
Как относится слово к мысли, в чем особенности древнего мышления и языкотворчества, в какие языковые построения облекалась древняя языковая мысль,– ответ на эти вопросы дают исследования ученого психолога Л.С.Выготского.
Ввиду сказанного, факт восстановления иврита как одного из древнейших языков человечества требует своего рассмотрения в самом широком аспекте, не только в плоскости социально-общественных проблем, но и в психологической плоскости, поскольку мыслительная деятельность и речь лежат в сфере психических функций человека.
Возрождение иврита и процесс его модернизации со всей актуальностью ставят вопросы, сформулированные Гумбольдтом: как язык воздействует на нацию, и наоборот, какое воздействие на язык может оказать нация, переживающая тот или иной исторический перелом своей судьбы. Полагая, что это покажут только время и исследования, он писал, что «приступая к этим вопросам, нужно помнить, что можно попасть в трудно доступную, а не в давно исхоженную область», в чем убеждают нас события наших дней.
Л И Т Е Р А Т У Р А
1. Крюков А.А. Современный разговорный иврит. – М.: «Муравей» 2006, с. 85.
2. там же, с.424
3. там же, с. 485
4. там же с. 480
5. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 2000, с.315
6. там же, с.345
7. Язык иврит: исследование и преподавание. Материалы Международной конференции по иудаике. Т. V, 2011 hebrew.su/rus/publications/sefe
Возрождение иврита и процесс его модернизации со всей актуальностью ставят вопросы, сформулированные Гумбольдтом: как язык воздействует на нацию, и наоборот, какое воздействие на язык может оказать нация, переживающая тот или иной исторический перелом своей судьбы.