О разных кушаньях и пробках… Давид Самойлов, «Цыгановы»

— Встречай, хозяйка! — крикнул Цыганов.

Пoздравствoвались. Сели.

Стол тесовый,

Покрытый белой скатертью, готов

Был распластаться перед Цыгановой.

В мгновенье ока юный огурец

Из миски глянул, словно лягушонок.

И помидор, покинувший бочонок,

Немедля выпить требовал, подлец.

И яблоко моченое лоснилось

И тоже стать закускою просилось.

Тугим пером вострился лук зеленый.

А рядом царь закуски — груздь соленый

С тарелки беззаветно вопиял

И требовал, чтоб не было отсрочки.

Графин был старомодного литья

И был наполнен желтизной питья,

Настоянного на нежнейшей почке

Смородинной, а также на листочке

И на душистой травке. Он сиял.

При сем ждала прохладная капуста,

И в ней располагался безыскусно

Морковки сладкой розовый торец.

На круглом блюде весело лежали

Ржаного хлеба теплые пласты.

И полотенец свежие холсты

Узором взор и сердце ублажали.

— Хoзяйка, выпей! — крикнул Цыганoв.

Он туговат был на ухо.

Хмельного

Он налил три стакана. Цыганoва

В персты сосуд граненый приняла

И выпила. Тут посреди стола

Вознесся борщ. И был разлит по мискам.

Поверхность благородного борща

Переливалась тяжко, как парча,

Мешая красный отблеск с золотистым.

Картошка плавилась в сковороде.

Вновь желтым самоцветом три стакана

Наполнились. Шипучий квас из жбана

Излился с потным пенистым дымком.

Яичница, как восьмиглазый филин,

Серчала в сале. Стол был изобилен.

А тут — блины! С гречишным же блином

Шутить не стоит! Выпить под него —

Святое дело. Так и порешили.

И повторили вскоре. Не спешили…