Опыт экранизации романа «Как закалялась сталь» в отечественном кинематографе. Продолжение (нач. 02 07 2014).

МИРОВАЯ И ОТЕЧЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА.

Опыт экранизации романа «Как закалялась сталь» в отечественном кинематографе.

Продолжение (начало – 02 07 2014).

Второе кинопрочтение романа Н.А. Островского режиссёрами Н. Аловым и В. Наумовым состоялось в фильме «Павел Корчагин» (сценарий К. Исаева) в 1957 году. В некоторых источниках фильм датируется 1956 годом.

Фильм этот вызвал оживлённые дискуссии, столкновение различных мнений, разноречивые оценки в прессе. Противоположные суждения были высказаны на страницах журнала «Искусство кино»; горячий  спор читателей о фильме опубликовала «Комсомольская правда».

Основание для несхожих оценок, несомненно, дала сама картина. Она же дала основание всем, в т.ч. и ярым противникам «Павла Корчагина», признать бесспорную значительность, талантливость и большие художественные достоинства молодых (тогда) режиссёров.

В чём предмет спора? Не узнать в этом фильме героических и радостных лет жизни молодой Советской страны, эпоха показана здесь слишком мрачно, только в трудах и тяготах; сам Павел Корчагин ходит на экране «обречённым на смерть» – уверяли одни. Нет, это и есть правда, «здесь звучит настоящий мажор», авторы видят своего героя рыцарем нашей эпохи, рыцарем ленинских идей – утверждали другие.

Думается, прежде всего следовало бы отвести, как несостоятельный, упрёк фильму в излишнем сгущении красок и изображении судьбы героя.

Судьба Павла Корчагина, – как известно, реальная – отнюдь не является общераспространённой. Это – оптимистическая трагедия, ибо в преодолении жестокой, смертельной болезни, в борьбе со страданиями, в упорном стремлении стоять в строю торжествуют высокие идеалы революции, побеждает жизнь. Рисовать судьбу Павла Корчагина в «смягчённых», «радостных и созидающих» тонах было бы попросту нелепо…

Как же, собственно, избежать показа всего того, что определяло самую эпоху? Возможно ли это?! Ведь режиссёры – регуляторы зеркала (без кавычек). Дело в ином – как это показано.

Замысел фильма очень ясный, очень определённый. Авторы почти опустили первую часть романа. Копыта бешено летящих коней, Корчагин с поднятым клинком, разрывы снарядов – вот почти и всё, что вошло в картину от традиционного показа гражданской войны. Внимание авторов сосредоточено на изображении героического труда, трудового подвига первого поколения советской молодёжи. Конечно же, это далеко не исчерпывает всего содержания романа Островского. Но, если мы утверждаем право художника на творческое осмысление литературного произведения, нельзя не признать возможности, более того – современности такой трактовки.

Суровым вступлением авторы подводят к Боярке: военный город, неторопливо едет телега с трупами, девочка с тощей вязанкой хвороста тоскливо тянет: «Дяденька, купите дрова!» Монтажный переход – и на экране заседание губкома. Город беззащитен перед холодом. Единственный выход – узкоколейка, которую «построить нельзя, а не построить тоже нельзя». Авторы фильма показывают ребят на самом «прозаическом участке революции». Эти ребята, погибающие под бандитскими пулями, умирающие от тифа в нетопленных бараках, не соизмеряют цену своей жертвы с возможными результатами. Истинной патетикой героических лет проникнуты сцены строительства дороги. Здесь всё взволнованно и всё правдиво – и драматический эпизод смерти и похорон комсомольца Клавничека, и общая атмосфера, и такие точные детали, как продырявленный зонтик, с которым выходят на дежурство, и комсомольский билет дезертира, сжигаемый в пламени свечи…

Уже в «Тревожной молодости» в бытовой краске, в тонко подмеченном штрихе сумели режиссёры передать образ времени.

Ещё более ярко выступило это свойство в их втором фильме – «Павел Корчагин». Быт гражданской войны – переполненные теплушки с самой разношёрстной публикой, опустевшие улицы голодного Киева, приподнятое оживление митингов – изображён на экране во всей своей неповторимости. Неправда, что в фильме нет поэзии героической юности страны! Контраст старой, дворянско-купеческой Руси и нового, молодого общества (эпизод съезда комсомола в Большом театре, решённый в светлых, праздничных тонах, развёртывающийся в динамическом ритме). Бархат… позолота и косоворотки… сатиновые рубашки и сапоги… паренёк, усевшийся на барьер царской ложи… мечтательная песня «Наш паровоз верёд летит…».

Даже в начале фильма, рисующем Павла мальчишкой, нет весёлого и бесшабашного паренька первых глав книги, любителя трёхрядки и посиделок. У Ланового-Корчагина твёрдое, с редкой улыбкой лицо, горящие глаза фанатика, высокая, худая фигура. Павла-Ланового нельзя не уважать, нельзя перед ним не преклоняться, но полюбить его как живого человека, как близкого друга – трудно. Павел Островского, даже в самые тяжёлые минуты сохранявший юмор, умевший принципиальность сочетать с широтой взгляда, а беспомощность – с человечностью, уступил на экране место негнущемуся, прямому, как струна, подвижнику, несущему свой крест.

У Островского Павел – человек, для которого подвиг был естествен, был высшим проявлением его цельной натуры. В служении революции для него заключалась для него радость жизни, наиболее полное самовыражение. Вот этого-то и недостаточно в фильме. Режиссёры, так свободно и смело погрузившиеся в эпоху, на героя своего как раз взглянули со стороны, неожиданно очутившись в позиции людей поражённых, восхищённых, изумившихся подвигом. Так возник образ аскета, сурового и мрачного страдальца.

Нет, вовсе не в том дело, чтобы смягчить трудности и прикрасить трагическую судьбу героя. Дело в том, чтобы, правдиво и в полный голос говоря о борьбе, страданиях, горе Павки Корчагина, быть верным большой правде характера героя революционной эпохи. И, безусловно, будь Павел земным, душевно щедрым, человеком жизнерадостного склада, он гораздо более бы отвечал общей концепции фильма, позволил бы развернуть драматические контрасты, показать движения героя от юношеской беспечности через борения к глубокому, выстраданному оптимизму…

Вот точка зрения видного мастера советского искусства Ивана Пырьева:

– Для молодёжи Павел Корчагин должен служить примером поведения – и в борьбе с врагами, и в дружбе с товарищами, и в любви. Это образ многогранный. В картине же образ Павла не удался… Мы также были в комсомоле, были на гражданской войне, участвовали в субботниках. Но в то же время мы учились в народных университетах, в вечерних школах, любили, радовались жизни, а не ходили «обречёнными на страдания» /после просмотра фильма «Павел Корчагин» режиссёров Киевской киностудии Александра Алова и Владимира Наумова – ист. указ./.

Вот концепция иного порядка, концепция маститейшего драматурга Николая Погодина:

– Не надо бояться слов. Кто-то сказал, что в картине есть жертвенность. Да, по-моему, есть. И это – пафос. Ибо, если люди чем-то жертвуют и есть жертвы, то как же не быть жертвенности? Не понимаю. Другое дело, что  человек, жертвуя, не проникается молитвенным настроением к року или божеству, но, всё равно, без высшего напряжения духа нет жертвы, которая делалась и делается нашим человеком для своего народа. /…/

Позвольте мне оценку образу Корчагина, как его понимают режиссёры и как трактует актёр, заменить одним личным воспоминанием.

У меня очень плохое зрение. Отчего? Это слёзы романтики революции, о которой мы говорим с упоительным умилением и лёгкостью. А мальчишке было 18 лет, и неизвестно, какой чёрт понёс его в красногвардейский отряд, т.к. воевать он не мог, оттого что был страшно близорук.

Потом смена властей в Ростове, аресты, голод, холод и, наконец, сыпняк с катастрофическим осложнением на глаза. Я находился недолго под угрозой полной слепоты. Молодой организм поборол,  но я остался на всю жизнь с ужасным зрением. Вот вам романтика революции… Но я никакой не Павел Корчагин, тысячной доли не сделал по сравнению с ним, на  меня лишь легко дохнула гражданская война… И видите, как это серьёзно, как трагично /ист. тот же/.

Василий Лановой всё-таки неожидан в образе Павла и убеждает не сразу. В нём, в первую очередь, подчёркнуто то, что составляет основу основ его характера – непоколебимое мужество, не дрогнувшее под ударами судьбы, а удары эти были невероятно жестокими.

В целом, актёр создаёт правдивый и одновременно романтический образ юноши – черноглазого, красивого, с тонким одухотворённым лицом. Вот он летит на коне так, что ветер свистит в ушах; вот, сжимая сердце в кулак, приказывает себе забыть Риту, забыть любовь; вот падает, подкошенный болезнью, и вновь встаёт, чтобы идти в холод и дождь строить дорогу; вот выслушивает приговор врачей, приговаривающих его на всю жизнь к неподвижности и слепоте; вот переносит тяжёлое известие об утрате рукописи книги… И не сдаётся, не сдаётся! И такой Павел – тоже Павел из книги Островского, и такой Павел – сам Островский. Это тоже правда.

Вспомним слова Павла, когда он говорит Рите: «Я за основное в «Оводе»* – за его мужество, за безграничную выносливость, за этот тип человека,  умеющего переносить страдания, не показывающего их всем и каждому. Я за этот образ революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим».

И, хотя этих слов в фильме нет, мы всё более убеждаемся в том, что было возможным такое прочтение образа, что художники имели право решать его без бытовых проблем.

В соответствии с этой задачей решён в фильме и образ Риты. Но здесь не всё получилось. Отказавшись от подробного и сложного образа Риты из романа – она была старше, опытнее Павла, – авторы фильма и актриса не сумели сделать её романтичной, приветливой, просветлённой, душевно красивой, под стать герою. Образ Риты получился «заданным», в нём не видны оттенки и подробности чувств. Не случайно в фильме нет крупных планов, которые бы помогли актрисе полнее показать внутренний мир героини.

Слишком бегло охарактеризованы в картине образы Жухрая, Жаркого и нек. др. персонажей, а ведь роман давал чудесный материал для лепки этих образов. Оправдание здесь одно: эпицентром фильма должен был стать и стал Павел Корчагин.

Запоминаются в одноимённой картине и подкинутая в воздух шапка, и рваный зонтик, скрывающий целующихся, и воткнутые в мёрзлую землю кирки и лопаты в сцене похорон чеха; чётко рисуясь на мглистом небе, эти неожиданно праздные кирки и лопаты несут на себе оттенок важной печали о павшем борце, вплетаясь в траурную симфонию. Отличным юмором проникнута сценка с кражей оконных рам, проходящая под фальшивые плач и стон арестованной мешочницы; в оттенках горящих костров полураздетые фигуры комсомольцев, прожигающих под огнём свою одежду…

Темпераментный, осмысленный монтаж, отличный ритм фильма – всё это свидетельство того, что молодые режиссёры сделали большой шаг в своём творчестве.

Было бы несправедливым, говоря о фильме, ничего не сказать о работе операторов И. Миньковецкого и С. Шахбазяна, снявших киноленту с отличным вкусом, в строгой, содержательной и сдержанной тональности.

«Павел Корчагин» повёрнут лицом к современности, его воспитательное значение не ограничивается напоминанием о героическом прошлом – люди 50-х гг. извлекут из него много полезного и важного для себя.

Вместе с тем фильм этот при многих положительных качествах не исчерпал (да и не мог исчерпать!..) содержания романа Н. Островского.

…В обширной переписке народного артиста России В.С. Ланового, естественно, много откликов почитателей его таланта. Письмо Любы Ржевской – девушки, потерявшей зрение в 6-м классе, – имеет особенное значение. Самой большой наградой за актёрский труд было такое её письмо:

«Вот уже целых два дня я вижу! Как же мне благодарить Вас, ведь Вы помогли мне поверить, что за лучшее в жизни надо бороться. Мне сделали две операции, было больно и страшно. Но теперь снова жизнь.

Я хочу, чтобы Вы были так же счастливы, желаю Вам таких же чудесных ролей, как роль моего лучшего в мире Павки…» /ист. указ./.

Наверное, ради таких Откровений и  стоит быть Актёром.

___________

в «Оводе»* – (англ. The Gadfly) –в революционно-романтический романе; наиболее известный русскоязычному читателю труд английской, позднее американской писательницы Этель Лилиан Войнич; впервые вышел в 1897 – США.

 

Продолжение следует.

 

Г.Ш. Челябинск, 03 07 2014.