Автор: Поездка в Украину показывает связь моей семьи c литературной легендой
Посетив Одессу, город, в котором я вырос, я узнал, как Исаак Бабель превратил мою прапрабабушку в знаковый персонаж
Миша Гальперин
Перевод с английского Игоря Файвушовича
София Рейнгбальд, бабушка автора и внучка мадам Любки. (фото любезно предоставлены автором)
Мой дед рассказал мне, что его родной город больше не существует. Но я обнаружил его и, наконец, приехал, чтобы оценить своё собственное наследие.
В эти дни, новости из Одессы у всех на устах. Но это специфическая Одесса, а город хаоса и уличных стычек; город, где дети могут быть эвакуированы для их защиты, где низкие зарплаты, нулевой спрос на производство и растущая безработица; город с более чем миллионным населением, некоторые граждане которого в боевой готовности доминируют на фото на первых полосах газет, во время напряжённой борьбы Украины за самоопределение.
Прошлым летом я взял свою старшую дочь Анну, чтобы увидеть другую Одессу — ту, где вырос её отец. Это была Одесса, которая должна была стать «порто-франко» — свободным городом, чтобы привлечь таланты и богатства на благо этой «Новой России», которая позволила немецким евреям, подобным предкам моего деда, принести с собой европейскую культуру и реформистский иудаизм и начать там новую жизнь. То есть, таким образом, Одесса стала колыбелью современной русской культуры, и, в значительной мере, благодаря евреям.
Нынешний российско-украинский конфликт не из-за евреев, хотя он может положить конец этой части еврейской истории, что будет потерей для всех. Но прежде, чем распадётся еврейская Одесса, я обнаружил ещё один неожиданный сюрприз: свою литературную родословную.
***
Основой нашей поездки было посещение, предпринятое делегацией Всемирной сионистской организации. Я взял с собой экскурсантов в еврейскую Одессу моей семьи, которая была современником Пинскера и Жаботинского и дружила с ними.
Спустя неделю, меня и Анну взяла под свою опёку тезка моей дочери, Анна Александровна, заместитель директора Одесского музея литературы (есть ли где-нибудь ещё один подобный?). У этой Анны были бесконечные истории, казалось бы, о каждом здании и каштане: «Здесь жил величайший поэт России Александр Пушкин, а здесь несравненный Давид Ойстрах учился играть на скрипке, здесь герцог де Ришелье построил свой первый дворец…»
Когда мы гуляли, я указал на дом моих бабушки и дедушки, квартиру, где я вырос. «Посмотри», — сказал я ей. Я указал на дом № 2 по улице Екатерины Великой, названной в честь царицы, которая, на самом деле, не была русской, но царствовала с 1762 года до своей смерти в 1796 году. И действительно, Одесса — единственный большой город в Европе, построенный вокруг театра, а не форта или церкви, и был основан по её воле. Её фаворит, князь Потёмкин, стал ассоциироваться с этим городом, потому что его имя носил мятежный броненосец, который обстрелял Одессу в 1905 году. Её статуя, как и название площади, на которую смотрел наш балкон, и улица, на которой стоял наш дом, во время советской эпохи были заменены сначала на статую Карла Маркса, а когда статуя Маркса была загадочным образом опрокинута, — на тяжёлый гранитный памятник мятежных матросов броненосца «Потёмкин». Да, «Броненосец «Потёмкин» Эйзенштейна, немой классический фильм с коляской ребёнка, скатывающейся вниз по парадной лестнице в порт, которую я знал, как Потёмкинскую лестницу.
Мои бабушка и дедушка, родители и я, жили в одной комнате в этой коммунальной квартире с местами общего пользования — кухней и одной ванной комнатой для нас и пяти других семей. В ванной комнате было шесть лампочек, каждая — со своим собственным выключателем, и шесть отдельных сидений для унитаза, по одному для каждой семьи. Эта квартира когда-то принадлежала моему прадеду, и одна из её комнат была нашей, вплоть до нашего отъезда в США в 1975 году. И это было только потому, что мой прадед был врачом по венерическим болезням и, таким образом, пользовался большим спросом со стороны «красных», «белых» и «зелёных», так как во время гражданской войны после большевистской революции там было много различных армий.
Мы считались счастливчиками. У нас был балкон и собственный телефон.
Старый плакат
Я поделился своим ностальгическим энтузиазмом с нашим гидом, и она спросила о моей семье.
Я рассказал ей о моей бабушке Софье Рейнгбальд, камерной танцовщице, «Айседоре Дункан России» и преподавательнице сценического движения и танца в течение 50 лет в знаменитой одесской музыкальной школе Столярского, находившейся чуть ниже от нашего дома по этой улице. У меня есть плакат, который висит в моём доме, с объявлением о её сольном концерте, а моя младшая дочь названа в её честь.
Наша гид была так взволнована этим рассказом, что на следующий день она нашла Анну и меня и вручила нам книгу Ростислава Александрова «Мадам Любка». Речь шла об Исааке Бабеле, знаменитом российском еврейском писателе, квинтэссенции одессита, о том, как он приехал, чтобы написать свои «Одесские рассказы».
Бабель родился в конце 19-го века; его семья жила в более фешенебельной части Одессы. Но из-за еврейской квоты, существовавшей в то время, Бабель не смог получить место в Одесском университете (судьба: я тоже пострадаю по этой же причине в 1970 году). Тем не менее, он стал успешным писателем, работая в журналистике, а потом как драматург и новеллист. Он написал «Одесские рассказы», используя персонажи и другие приметы моего бывшего района в качестве фона для многих его рассказов и драмы о повседневной жизни. (Сталин, всегда боявшийся интеллектуалов, расстрелял его в 1940 году, положив конец великому литературному воображению Бабеля).
Возможно, наиболее важным из рассказов Бабеля, напечатанным в книге Александрова, которую подарила мне гид, был рассказ о Любке Казак, хозяйке гостиницы в еврейском рабочем районе Одессы и своего рода крестной матери еврейских извозчиков, воров и прочего сброда. Я, конечно, прочитал этот рассказ. Но я никогда не слышал его предысторию.
Мадам Любка является судьбоносным символом в рассказах Бабеля, а персонаж, вокруг которого ведётся повествование Александрова о творчестве Бабеля, едва ли вызывает симпатию. «Любка Казак» и другие рассказы Бабеля созданы на материале Молдаванки, которую называли воровским районом Одессы. Центральный персонаж, Цудечкис заключает финансовую сделку с помещиком и приводит своего нового партнёра на постоялый двор Любки, чтобы выпить за успех этой сделки. Она не Казак, это — «ласковое» прозвище. Помещик съедает кусок фаршированной рыбы, а затем идёт на свидание с проституткой, которую покидает на рассвете, не заплатив. Ночной сторож в ярости и запирает Цудечкиса в номере Любки, пока тот не оплатит счёт. Сторож утверждает, что хозяйка его поколотит после своего возвращения. Цудечкис возмущается, сравнивая Любку с Фараоном и полагая, что так же, как Бог спас евреев от египтян, он спасёт несчастного Цудечкиса из лап Любки. В комнате Любки, он замечает плачущего ребёнка, сына трактирщицы, и другую женщину, которая занята чтением «Сказок Бааль Шем Това» и игнорирует этого ребёнка. Она утверждает, что Любка сейчас отсутствует, так как покупает контрабанду и резвится с русскими, занимаясь плохими делами. Цудечкис держит ребёнка на руках, пока не возвращается Любка с её грязным ртом и едким остроумием, будучи не в состоянии ухаживать за своим сыном. Цудечкис отдаёт ребёнка и, наконец, получает возможность уйти, в обмен на фунт американского табака.
На 120-й странице своей книги, Александров отмечает, что в 1974 году, последняя из оставшихся в живых, Любка — внучка Софьи Рейнгсбальд по-прежнему жила в доме № 2 по улице Екатерины Великой.
Это было уже слишком. Мой спуск по аллее памяти вскоре привёл к ощущению неожиданного воздушного моста в литературную известность, хотя и намного удалённую от меня, подобно забытому и внезапно обнаруженному, далёкому двоюродному брату или сестре. Моя семья не стеснялась делиться своей историей. Почему никто никогда не рассказал мне про это?
Возможно, им было стыдно. Там была она, наш матриархат, моя прапрабабушка, крёстная мать еврейских извозчиков и воров Одессы. Я также понял, почему моя бабушка, одна из самых изысканных и тщеславных женщин, которых я когда-либо знал, никогда не рассказывала мне о ней. Любка выдала замуж своих дочерей и внучек за представителей высшего класса еврейской общины, немецкой еврейской интеллигенции. Я много о них слышал — врачах, инженерах и первых сионистах. Но не о Любке.
Но я не стыжусь. Я полюбил Любку Бабеля и ту, какой колоритной она была. Она напоминает мне о свободном времяпрепровождении на тех, когда-то магических улицах, где аферисты ели фаршированную рыбу, а сводница с постоялого двора читала рассказы о цаддиках (праведниках). Сталин убил Бабеля, но его рассказы продолжают жить. Сегодня в Одессу вернулись негодяи, но это не те вымышленные негодяи Бабеля. Они ещё могут уничтожить этот город.
Сегодня в Одессе остаются лишь около 30 000 евреев. В моё время, 40 лет назад, там жили, возможно, 300,000. Последние погромы произошли здесь в 1905 году, а в 1941 году нацисты убили тысячи. Но все те евреи, которые были одесситами, когда я там рос, в основном уехали в Израиль и другие страны на Западе.
В конце концов, наша турпоездка не была прогулкой вниз по аллее памяти, но вниз по аллее истории. Наша семейная история сегодня другая. У нас есть собственный туалет, даже больше, чем один, и у нас есть свои собственные стульчаки, и мы живём просторно и свободно, без демона насилия над нами. Но прямо сейчас над нами есть тень наших братьев и сестёр в Одессе. Ностальгия превратилась в тревогу. Я предполагаю, что пришло время, чтобы сделать жизнь лучше где-то в другом месте; пришло время, чтобы закрыть двери дома № 2 на улице Екатерины Великой и отмечать праздник жизни на расстоянии от того места, где когда-то была жизнь, ещё когда моя прапрабабушка Любка, бывало, мечтала о другом будущем для своего потомства.
Доктор Миша Гальперин, клинический психолог и главный исполнительный директор Еврейского агентства международного развития, является автором труда «Дело еврейского народа и переосмысление лидерства в еврейских организациях», опубликованного издательством « («Еврейские огни»).