МОЖНО ЛИ ЗАБЫТЬ?

 

 

                                  

                            

                                                    МОЖНО ЛИ ЗАБЫТЬ?

 

Впервые услышал про Юрия Литвака еще в Германии. От знакомой. В прошлом журналистки. Женщины много повидавшей и особенно не поддающейся эмоциям:„ Классный экскурсовод. От Б-га. Если попадёшь к нему — увидишь Израиль. Другими глазами…“

Пожилой, грузный работник экскурсионного бюро в Хайфе, бывший ленинградец, проживший в Израиле столько лет, что уже говоривший по-русски с лёгким акцентом, ничего не обещал: “ Не знаю. Юра —  не Юра.  Как получится.  У нас все экскурсоводы хорошие“. Но потом, переглянувшись с молоденькой  девицей за соседним столом,  добавил: “Впрочем, Вы правы. Юра из лучших“.

            Мне повезло. Молодой, среднего роста, человек, слегка за 30, смуглый, крепко сбитый, с правильными чертами, которому огромное, испанское сомбреро и жесткоевыражение лица придавали вид несколько бандитский, и который встретил нас у огромного, туристского автобуса в Хайфе в 7 утра, представился: “Шолом! Моя  фамилия Литвак. Зовут Юрий. Сегодняшний день мы проведём вместе.“

            Тронулись. По обеим сторонам дороги — каменистые холмы. Виноградники. Арабские деревни вперемешку с еврейскими посёлками. Утро для декабря  тёплое +20. Тянуло ко сну. Все встали рано. Пассажиры, в основном, олимы из бывшего Союза.

Либо туристы оттуда же. Из Германии  я один. Юрий взял микрофон.

   — Я плохой еврей — работаю в субботу.  Живу не по Торе. Но страна эта  зацепила.

 — Вот и сейчас.  Гляжу в окно. И … проваливаюсь сквозь тысячелетия. Попробуйте. Вслушайтесь в себя. Уйдите в подсознание. Если вы еврей, в вас проснётся  память предков. Вы узнаете  страну. Почувствуете, что вы уже здесь были. Ходили по этим холмам. Сражались с филистимлянами.  Может  даже умирали от ран  на вершине  горы, в той полуразрушенной крепости, что виднеется справа, повторяя перед смертью слова молитвы: «Барух ата адонай…» Это наша земля. Данная  Б-гом. То, о чём мечтали  предки 2000 лет, произошло. Я счастлив, что живу во времена, когда  великое чудо свершилось. И удивляюсь евреям, которые выбирают другую страну.

            Юрий говорил  негромко. Подчёркнуто ровным, лишённым эмоций голосом. У меня аллергия на „высокий штиль“, но в словах парня в сомбреро была искренность. Была особая энергия, которая заставила  проснуться  и прислушаться. И ещё  я  услышал  в его словах другой, скрытый смысл. Направленный лично против меня. Человека, который вместо Израиля приехал в страну Холокоста.

            Дело в том, что с момента, как  подал заявление в немецкое посольство в 90 -м  году и до сегодняшнего дня не могу избавиться от чувства, что  совершил я нечто морально нечистоплотное_, унизительное. Что нужно скрывать и чего нужно стыдиться. Иногда мне казалось, что  родственники, у которых я жил в Израиле, хотя и  тепло меня встречали, про себя думали: “Продался за 3О сребреников. Забыл о миллионах убитых. О тётке, умершей в концлагере. О  двухлетней двоюродной сестре, расстреляной  в Бабьем  Яру. О тысячах евреев, которые погибли, чтобы существовал  Израиль. “ Это, как говорили приятели, мой комплекс. От которого  не могу избавиться.

       Но самое большое испытание было впереди. Уже через час мы подъезжали к Яд- Вашем. Мемориалу памяти евреям, погибшим во время Катастрофы. Пока ходили по залам этого, невероятной эмоциональной силы мемориала, Юрий молчал. Здесь нельзя говорить. Слова звучали фальшиво. На стенах увеличенные, любительские  фотографии. Мужчина с  интеллигентным лицом стреляет в затылок пожилой обнажённой женщине. И улыбается. Другой, с не менее приятной внешностью,  вырывает  у матери  грудного ребёнка. Кто-то вскрикнул. Шум падающего тела. Оглянулся. Молодая женщина упала в обморок. Её вынесли на воздух. Я тоже вышел.

Увидел  Юрино сомбреро.  Подошёл. Постояли молча.  Не выдержал:

  — Живу среди них… — Юра взглянул непонимающе.

 -Живу в Германии, -пояснил я. Среди  лиц, что на фотографиях. Общаюсь с ними ежедневно…

 -Ну и как?

—Сам не знаю. Люди очень разные. В основном, очень даже приличные.- Мы помолчали. — -Неужели возможно? Снова придут к власти „настоящие“ немцы. И всё повторится?

 -И как Вы думаете? — Юра смотрел заинтересованно. 

  -Ещё недавно думал, что исключено. Бомба не падает два раза в одно и тоже место. Но  теперь уже не знаю. Наверно, всё возможно. История не учит.

 -А я бы не смогла в Германии жить. — Оглянулся. К разговору прислушивались только что подошедшие несколько человек  из нашей группы. Молодая, симпатичная женщина, продолжала. -Вы извините, конечно. Но любая другая страна.  Любая. Если уж в России или в Израиле никак не возможно. Штаты, Канада, Австралия. Только не  ФРГ.

-Да бросьте Вы, — возразил невысокий молодой человек, как позже выяснилось, турист из Москвы. — Зачем прошлое ворошить? Сегодняшние немцы за всё это, -молодой человек показал на здание мемориала, — не в ответе.  ФРГ — нормальная, демократическая страна. Мои родители туда  поехали. Прекрасно живут в Штутгарте. Если бы  я в бизнесе не крутился, то тоже  бы подался в Германию.

  -Вы молодой человек не прошли  войну. И не были в концлагере, -вступил в разговор старик в инвалидной коляске. Тоже из нашей группы. -А я был. И прекрасно понимаю  немецких евреев, которые сумели в нацистские времена из Германии бежать. А теперь не то, что жить на бывшей Родине, но даже сьездить туда как туристы не могут. Не в силах. Я бы тоже не смог. Есть вещи, через которые невозможно переступить. Ужас, который невозможно забыть.

 -А у нас в России? — возразил молодой человек. — Разве было не то же самое. В институт не более 5 процентов. На приличную работу — иди прогуляйся, жидовская морда. Да что там институт. Михоэлса грузовиком в стенку вдавили. Троцкого топором  по голове. Даже в Мексике достали. Ещё бы немножко пожил отец народов и мы бы в сибирском  гетто  обитались. В бараках   зиму  коротали. Что ж и в России не жить? 

            Помолчали. Больше желающих высказаться не было. Тема зависла в воздухе, не получив  разрешения. Мне же  хотелось определённости. Хотя я  понимал, что  определённости тут нет и быть не может…

-А что Вы скажете? — спросил   Юрия. Он смотрел куда-то в сторону. И вроде не проявлял интереса к разговору. — Можно евреям жить в Германии?

-Не хотел на эту тему говорить. Но раз просите, скажу. Почему нельзя. Очень даже можно. Вы же живёте.  И тысячи других живут. Насколько я наслышан в Германии жить приятно. Приличное пособие, оплаченная квартира, климат подходящий. — Юрий говорил в своей манере. Без эмоций.  Немного растягивая окончания фраз. — Другое дело, можно ли  остаться евреем.   Тут сомневаюсь.

Кроме того, мне, например, хотя  с религиозной точки зрения я еврей никудышний, чтобы жить в Германии после того что там произошло, надо было бы переступить через себя. Потому что  евреев вырубали под корень  не нацисты, не группа фанатиков, а весь народ. Или, скажем так, подавляющее большинство. Значит подавляющее большинство  болело. Тяжело.  А выздоровело ли? Вот в чём вопрос.— Болезнь эта  не антисемитизм. -Юрий поискал слово, помолчал. Наша группа уже собралась  и слушала с явным интересом  — не антисемитизм,- повторил он,- а  …привычка к послушанию. Гипертрофированный   страх перед властями. Излишнее доверие к печатному слову.  Пока Германия процветает, болезнь, если придерживаться медицинской терминологии, протекает незаметно. В скрытой форме. Что-то вроде вялотекущей шизофрении. Но в трудные времена… Не знаю безработица, землетрясение, ещё какая-нибудь чертовщина. И …всё возможно. Вы правильно сказали. История ничему не учит…

 В автобусе  оказался рядом с парнем, чьи родители живут в Штутгарте.— Чепуха,- сказал он. — Чушь собачья. Человек  имеет право жить,  где ему нравится.Большинство вам завидует. Плюньте и забудьте.

-Не получается забыть. Засыпаю ночью, а в глазах  фотографии со стен Мемориала. Выхожу утром на улицу и кажется, что  старик, идущий навстречу, очень похож на того. На фото. Что стреляет в затылок женщине с ребёнком. Невозможно забыть. Не могу забыть.  Не получается…