Автор: Евгений Беркович
Эйнштейн в поисках работы
Ну, что, дорогие мои, вернемся к Эйнштейну? В 1900 году он закончил учебу в Политехническом институте в Цюрихе. Докторскую диссертацию ему там защитить не дали и даже место ассистента, которое получили все его друзья-однокурсники, ему не досталось. Против был профессор Генрих Вебер, невзлюбивший студента Эйнштейна с первых курсов. Пришлось ограничиться дипломом учителя математики и физики. Преподавать в университетах этот диплом права не давал. Нужно было срочно искать работу, и начал Эйнштейн рассылать письма, предлагая себя на то или другое вакантное место. Одно такое письмо послал будущий создатель теории относительности голландскому физику Хайке Камерлинг-Оннесу.
Но получил отказ: место ассистента отдали другому физику с более серьезным дипломом. Искал Эйнштейн и частные уроки. Ниже приведена газетная страничка из городской бернской газеты 1902 года.
В середине фото объявление от Альберта Эйнштейна, безработного учителя, который ищет дополнительный заработок, предлагая студентам и школьникам уроки по математике и физики. До 1905 года, «года чудес», перевернувшего физику, оставалось три года.
Дорогой Евгений, Ваше последнее замечание о нежелательности спора ради спора убедило меня в том, что у Вас складывается ошибочное представление о моей мотивации. Я вовсе не пытаюсь доказывать свою правоту, апеллируя к доступным мне источникам информации и будучи при этом убеждённым в её достоверности. При чём здесь азарт? Вот, к примеру, Борн пишет в своей книге: «Для того, чтобы более глубоко изучать фундаментальные проблемы физики, я отправился в Кембридж. Там я стал аспирантом при колледже Гонвилля и Каюса и посещал экспериментальные курсы и лекции. Я понял, что трактовка электромагнетизма Лармором едва ли содержала для меня что-либо новое по сравнению с тем, что я узнал от Минковского». Спрашивается, где и когда получил он эти знания? Неужели всего лишь во время совместных прогулок с ним в Гёттингене? А вот, что пишет Борн далее, вспоминая свой возврат в родной Бреслау с целью «повысить своё экспериментаторское мастерство»: «В то время там были два профессора физики, Люммер и Прингсгейм, получившие известность благодаря своим измерениям излучения чёрного тела. Но я многому от них не научился и вскоре снова обратился к теории. Тут я натолкнулся на статью Эйнштейна 1905 года о специальной теории относительности и был сразу очарован ею. Сочетая его идеи с математическими методами Минковского, я нашёл новый прямой способ вычисления электромагнитной собственной энергии (массы) электрона и послал рукопись Минковскому. К моему величайшему удивлению, он ответил мне приглашением вернуться в Гёттинген и помогать ему в работе по теории относительности». Здесь, что ни фраза, то конкретная и однозначно трактуемая информация. Для меня, к примеру, любые сведения об этой рукописи Макса гораздо важнее, нежели выяснение того, кто именно «натолкнул» его на статью Эйнштейна. Стало быть, у нас с Вами совершенно разные цели, и Вы вольны принять к сведению мои ссылки и их трактовку, либо отвергнуть, поскольку они не лежат в русле Ваших поисков. Предмета же спора у нас Вами в данном вопросе просто нет, к тому же и к оценке результатов деятельности Борна (как, впрочем, и Эйнштейна) в науке мы с Вами подходим с принципиально разных позиций (я уж не стал комментировать Ваши замечания по поводу моего утверждения, что вхождение Эйнштейна в научные круги было обусловлено вовсе не его теорией относительности). Так что, надеюсь, дискуссия на данном этапе исчерпана, и Вы не станете тратить своё драгоценное время на её продолжение.
Дорогой Семен,
всячески приветствую Ваше решение прекратить дискуссию, так как уже все по обсуждаемым вопросам ясно. Собственно, спорным вопросом стало только Ваше утверждение, что Борн был слушателем семинара Гильберта-Минковского. Вы не привели ни одного серьезного довода в пользу этого утверждения. В то же время сам Борн однозначно написал, что не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы участвовать в этом семинаре, поэтому выбрал для себя семинар Клейна-Рунге. Это решение привело к настоящей драме, чуть не доведшей Борна до самоубийства. Нет никаких оснований не верить ему, а все выдержки о том, что он знал о работах Минковского, не доказывают факта участия Борна в семинаре — у него было много других возможностей узнать об этих работах.
Думаю, что читателям нашего диспута было полезно узнать о фактах биографии Борна, которые Вы привели. Я тоже обсуждаю эти моменты, дополняя их некоторыми новыми интересными деталями. Надеюсь, читатель сможет скоро с ними ознакомиться. Однако к участию Борна в семинаре Гильберта-Минковского это не имеет никакого отношения.
Что касается попутно возникшей еще одной темы для спора — неловкое высказывание Рид о роли астрономии в защите диссертации Борна, которое и Вас ввело в заблуждение об истинной теме диссертации Бона, то скоро мы и этот вопрос обсудим подробно.
Спасибо Вам за возможность поговорить на интересующую меня тему. Думаю, заинтересованным читателям было тоже нескучно.
Удачи!
Дорогой Евгений, я всё же не стал бы торопиться с окончательными выводами.
Мы с Вами ведь обращаемся к личным воспоминаниям незаурядного человека, и если их даже переводят на другой язык, то не следовало бы подозревать переводчиков в недобросовестности и отсебятине. Иногда сам автор по ему одному известной причине, вспоминая дела давно минувших дней, либо чего-то не договаривает, либо просто смещает акценты, описывая то или иное событие. Я убеждён, что Борн всё же посещал семинар Гильберта – Минковского именно как слушатель — не более того (вероятно, у него были привилегии, достаточные для этого). Если же Вы считаете необходимым обратиться к книге самогό Борна – извольте: передо мной его книга «Моя жизнь и взгляды», изданная у нас в издательстве «Прогресс» в 1973 году (на английском она вышла в 1968 году в Нью-Йорке, издательство «Charles Scribner ׳s Sons»). Это, как я понял была его последняя книга. И вот на стр. 19 после описания Борном своих сложных отношений с Клейном я читаю: «Поэтому я не рискнул экзаменоваться у него по геометрии и избрал астрономию. Профессором астрономии был почтенный Карл Шварцшильд, отец знаменитого Мартина Шварцшильда из Принстонского университета. Он помог мне привести свои познания в астрономии в соответствие с последними достижениями, и я таким образом получил докторскую степень в 1907 году». Так что Вы, прежде, чем обвинять в глупости Констанс Рид, попытайтесь всё же выяснить (если получится) какую роль в действительности сыграла именно астрономия в получении Бором докторской степени (конечно, в том случае, если сами считаете этот вопрос достаточно важным).
Вы азартный, оказывается, дорогой Семен. Это хорошо. Итак, твердо установлено: официально Борн был слушателем семинара Клейна-Рунге. Что он еще посещал неофициально, к делу не относится. Он, например, слушал лекции по анатомии — хотел узнать получше, чем занимался его покойный отец-врач, профессор университета в Бреслау. Борн однозначно в своих воспоминаниях подчеркнул: в 1905 году у него не было достаточных знаний, чтобы стать слушателем и участником семинара Гильберта и Минковского. Борн отметил, что к теме семинара он обратился спустя несколько лет. Я привел даты — через три года один из его друзей по университету в Бреслау сообщил о статье неизвестного до того автора, посвященной принципу относительности. Так впервые Борн услышал имя Эйнштейна, своего будущего друга. Кто сообщил о работе Эйнштейна — не совсем ясно. Борн называет имя Райхе, а биограф Борна Нэнси Гринспен называет Станислава Лориа. Мне представляется, что имя Райхе здесь более обоснованно, так как об Эйнштейне он мог услышать от своего учителя Макса Планка. Узнав, что содержание статьи перекликается с теми вопросами, которые изучались в Гёттингене на семинаре Гильберта и Минковского, Макс тут же выразил готовность эту статью тщательно изучить. Недолго думая, друзья написали самому автору статьи письмо с просьбой прислать копию его публикации. Эйнштейн, который все еще работал в патентном бюро Берна, немедленно выслал три оттиска статьи из журнала, поблагодарив за интерес к его работе.
Ваше убеждение в том, что Борн всё же посещал семинар Гильберта – Минковского, достойно уважения, но расходится с воспоминаниями самого Борна и всей последующей историей.
Далее Вы без остановки переходите ко второму вопросу — о роли астрономии в докторской диссертации Борна, но не уточняете, какая же все-таки была тема диссертации. Скажу Вам по секрету, она никакого отношения к астрономии не имела. Он выбрал астрономию как обязательный дополнительный предмет для сдачи устного экзамена. В то время никаких экзаменов студенты в университетах не сдавали. Только при окончании нужно было защитить докторскую диссертацию (получить по ней положительные отзывы двух независимых профессоров) и сдать устный экзамен по всему курсу. Причем в программу экзамена включались, помимо основной специальности, два-три «побочных» предмета. Борн отказался от защиты диссертации по «чистой» математике, и защищался по прикладной. А в этом случае нужно было сдавать экзамен по «чистой» математике, прикладной математике, физике, астрономии. Вот экзамен по астрономии и принимал Карл Шварцшильд, кстати, не менее знаменитый, чем его сын из Принстона. Я про все это подробно пишу в статье. Сам экзамен прошел с любопытными деталями. Рид, делая упор на астрономии, вводит читателя в заблуждение — какая же тема была у диссертации Борна?
Не хотелось бы спорить ради спора. По существу установлено: в работе семинара Гильберта-Минковского Борн не участвовал. Он против своего желания записался на другой семинар, так как для первого ему не хватало подготовки. И с этим связана очень интересная интрига. Наберитесь немного терпения. Удачи!
К вопросу о посещении Борном семинара по электродинамике движущихся сред.
Считаю своим долгом сообщить, что в данном случае я воспользовался русским переводом книги: HILBERT > by Constance Reid > Springer-Verlag > Berlin-Heidelberg-New York>1970. Надеюсь, она бы и Вам пригодилась, поскольку написана на основе воспоминаний учеников и друзей Гильберта (Борн же, как Вы, по-видимому, знаете, был какое-то время даже его «личным» ассистентом). Привожу фрагмент из этой книги, содержание которого существенно противоречит Вашему уточнению (высказывания самогό Борна взяты в кавычки):
…Кроме своих собственных лекций, Гильберт регулярно вёл семинар с Минковским. В 1905 году после года изучения физики они решили посвятить свой семинар одной из её областей – электродинамике движущихся сред. Хотя первоначальная инициатива исходила от Минковского, Гильберт играл в нём активную роль и был полноправным партнёром, по мнению Борна, «часто проясняя и постоянно стремясь к ясности».
Для Борна и других студентов семинарские занятия представляли собой волнующие и побуждающие к мысли часы. Сокращение Фицджеральда, местное время по Лоренцу, эксперимент Майкельсона – Морли с интерференцией – всё это обсуждалось подробнейшим образом, и «мы узнавали совершенно фантастические утверждения из электродинамики».
Одним из тех совпадений, которые не так уж редко бывают в истории науки, было то, что именно в этот год похожие идеи появились в серии работ одного служащего бюро патентов в Берне по электродинамике и специальной теории относительности. «Но об этом, – говорил Борн, – в Гёттингене ещё ничего не было известно, а имя Эйнштейна ни разу не упоминалось на семинаре Гильберта – Минковского».
Борн, на которого произвели большое впечатление идеи, обсуждаемые на семинаре, решил взять из этой области тему для своей диссертации. Однако, на другом семинаре он впал в немилость у Клейна, а в Гёттингене считалось аксиомой, что тем, к кому великий Феликс не благоволил, приходилось плохо. Поэтому, чтобы не подвергать себя риску на экзамене по геометрии у Клейна, Борн переключился на астрономию. Ему всё равно пришлось бы экзаменоваться по математике, но в этом случае экзаменатором был бы Гильберт…
Считаю своим долгом сообщить, что в данном случае я воспользовался русским переводом книги: HILBERT > by Constance Reid > Springer-Verlag > Berlin-Heidelberg-New York>1970. Надеюсь, она бы и Вам пригодилась, поскольку написана на основе воспоминаний учеников и друзей Гильберта (Борн же, как Вы, по-видимому, знаете, был какое-то время даже его «личным» ассистентом).
Дорогой Семен, зачем же так торжественно. Мы же здесь просто по-товарищески беседуем. Книгу Рид я, конечно, читал, но предпочитаю пользоваться первоисточниками, т.е. не тем, что написала Констанция Рид на основе воспоминаний учеников и друзей Гильберта, а непосредственно воспоминаниями Макса Борна, благо они написаны им собственноручно, да и в переписке с Эйнштейном Борн много рассказывает о себе. При этом лучше пользоваться не переводами, а оригиналом, так как и переводчик часто от себя что-то добавляет. Так вот, в воспоминаниях «Моя жизнь» («Mein Leben», München 1975) на странице 150 Макс Борн пишет о семинаре Гильберта-Минковского: «Все это крайне интересовало меня, и у меня было желание сконцентрироваться именно на этом направлении. .. Однако я вынужден был подождать несколько лет, пока я не достиг уровня, чтобы вести исследования в этой области, поэтому я выбрал другой семинар по упругости».
Участвовать в семинаре — это не просто заходить в аудиторию и слушать сообщения на нем. Нужно было регистрироваться, делать обязательный доклад и пр. Это было частью учебного процесса в университете. Макс Борн официально участвовал в работе семинара Клейна-Рунге, а вплотную заниматься тематикой Гильберта-Минковского-Эйнштейна начал с 1908 года.
Удачи!
А в конце приведенной Вами цитаты Рид просто пишет глупость:
Борн, на которого произвели большое впечатление идеи, обсуждаемые на семинаре, решил взять из этой области тему для своей диссертации. Однако, на другом семинаре он впал в немилость у Клейна, а в Гёттингене считалось аксиомой, что тем, к кому великий Феликс не благоволил, приходилось плохо. Поэтому, чтобы не подвергать себя риску на экзамене по геометрии у Клейна, Борн переключился на астрономию. Ему всё равно пришлось бы экзаменоваться по математике, но в этом случае экзаменатором был бы Гильберт…
Можно подумать, что Борн защищал диссертацию по астрономии. Впрочем, обо всем этом я подробно написал в статье, так что обсудим после публикации.
Удачи!
Дорогой Евгений! Раз уж речь заходит о конкретных личностях и связанных с ними событиях, то будем стараться придерживаться исторических фактов. Не знаю, какие «доэйнштейновские» работы Минковского Вы имеете в виду; мне лишь известно, что он с Гильбертом после года изучения физики решил посвятить семинар электродинамике движущихся сред. Это произошло именно в 1905 году, причём, 23-летний Макс Борн, будучи одним из его слушателей, утверждает, что в Гёттингене ни о каких работах Эйнштейна в это время известно не было, и его имя ни разу не упоминалось. А вот после 1905 года Минковский почти полностью переключается именно на этот предмет. Естественно, работа Эйнштейна стала ему известна и он, судя по его высказыванию, был скорее разочарован, нежели потрясён: «Ach, der Einstein, der schwanzte immer die Vorlesungen – dem hätte ich das gar nicht zu getraut». Кстати, Борну довелось слушать и упоминаемый мной сенсационный доклад Минковского (названный Вами почему-то «лекцией»), причём, сам Минковский уговаривал его вернуться в Гёттинген (он в это время жил в Бреслау) и стать его сотрудником, поскольку ему требовался специалист по оптике, каким тот являлся. Для начала Минковский предложил Борну ознакомиться со своей последней работой по электродинамике, и он, по собственному утверждению, нашёл в ней готовым «весь математический арсенал теории относительности… в том виде, в каком с того времени его повседневно использует каждый физик-теоретик». Изменить же свои планы и сблизиться с Эйнштейном Борну довелось вследствие кончины боготворимого им учителя. Но это уже другая история.
Дорогой Семен, история Макса Борна — тема моей довольно большой статьи, точнее, части книги «Физики и время», и все, что Вы сейчас говорите, с подробностями в ней описано. Надеюсь, она скоро появится напечатанной, тогда и продолжим разговор. Спасибо Вам за интерес к этой теме, она и меня интересует чрезвычайно.
23-летний Макс Борн, будучи одним из его слушателей
Единственное уточнение, которое я сделаю, чтобы не оставлять неточных формулировок: 23-летний Макс Борн не был слушателем семинара Гильберта-Минковского. Его тематика показалась Борну слишком сложной. Поэтому он посещал другой семинар — по теории упругости, который вели Клейн и Рунге. Именно по упругости и была первая диссертация Борна. Тематикой, связанной с теорией относительности, Борн заинтересовался позднее, в 1908 году во время своей работы в университете Бреслау. Он с товарищами написал тогда письмо Эйнштейну в Берн, где тот все еще работал в патентном бюро, и Эйнштейн прислал им оттиски своих статей. Изучая эти статьи, Борн довольно далеко продвинулся в понимании теории относительности, но столкнулся с проблемами и обратился письмом к Минковскому. Тот и пригласил его сначала в Кельн послушать его доклад, а потом и в Геттинген поработать его ассистентом.
Об остальных деталях поговорим позднее. Еще раз спасибо за интерес к теме.
Удачи!
Это не глупость человечества, а тот простой факт, что Эйнштейн еще не был Эйнштейном. Почему его положение должно было бы быть иным, чем других выпускников? Я не вижу ни странности в его положении, ни задержки в признании. Он получил свой учительский диплом в 1900, и в 1905 г., еще до публикации его самых выдающихся работ того года, защитил докторскую диссертацию. Уже в 1909 г.он стал профессором, в 1911 — полным профессором, и его карьера понеслась. В 1916 г. он стал Президентом Германского физического общества.
Дорогой Элиэзер, Вы, скорее всего, невнимательно читали, что я написал.
Почему его положение должно было бы быть иным, чем других выпускников?
В том-то и дело, что его положение было иным: его друзей-однокурсников оставили в институте или взяли в другие университеты ассистентами, дав возможность подготовить докторские и продолжить нормальный путь в науке. А Эйнштейна не взяли ассистентом ни в один институт, ни в один университет.
в 1905 г., еще до публикации его самых выдающихся работ того года, защитил докторскую диссертацию.
Это просто искажение действительности. Откуда Вы черпаете эту лживую информацию? Докторскую диссертацию Эйнштейн защитил в 1906 году, после публикации всех своих знаменитых работ 1905 года. Причем ни один университет не брал эти работы в качестве диссертационных, Эйнштейну пришлось писать еще одну, о размерах молекул, и только благодаря настойчивости профессора Альфреда Кляйнера диссертацию приняли к защите. Вторую докторскую, дающую право преподавать в университете и заниматься там наукой, он защитил только в 1908 году. И все это время работал в Патентном бюро, на должности, которая с наукой не имеет ничего общего. Т.е. автор трех гениальных работ, перевернувших физику, в течение еще четырех лет не допущен к нормальной научной работе. Так что «странность в его положении» и «задержка в признании» очевидна всякому непредвзятому человеку.
Хотелось бы обратить Ваше, Евгений Михайлович, внимание на то, что в научные круги Эйнштейн вошёл вовсе не как творец теории относительности. Упоминать его и поныне прежде всего в таком качестве – это всего лишь дань сохранению утративших значимость стереотипов. Более того, развитие им именно этого направления обусловило, в конечном счёте, драматизм его собственной судьбы – тщетность попыток создания теории единого поля. Вот и нынешняя фундаментальная физика, пытаясь осуществить «мечту Эйнштейна», обеспечила себе «головную боль», избавиться от которой в обозримом будущем не в силах. А ведь свою Нобелевскую он получил (цитирую протокол): «за заслуги в области теоретической физики и, в особенности, открытие закона фотоэлектрического эффекта». Если вкратце, то он окончательно и неопровержимо доказал реальность атомно-молекулярного строения вещества, как и световых квантов, что, в конечном счёте, привело его к идее лазера! Именно отсюда и пора осмысливать действительную значимость результатов его деятельности. Давно пора!
в научные круги Эйнштейн вошёл вовсе не как творец теории относительности
Дорогой Семен, это некорректная формулировка. Эйнштейн опубликовал в 1905 году четыре статьи по трем принципиально новым направлениям, и специалисты оценили его вклад в ту область, в которой они были компетентны. Например, Ленард высоко ценил работу Эйнштейна по объяснению фотоэффекта с помощью квантов, потому что сам Ленард занимался фотоэффектом и катодными лучами и был, что называется, в теме. А вот Макс Планк и Макс Борн высоко оценили именно работу по специальной теории относительности. То же было и с работой о Броуновском движении. Специальная теория относительности весьма логично вызвала работы по общей теории относительности, а уж подтверждение этой теории в 1919 году сделало Эйнштейна знаменитым и не только в кругу ученых.
То, что нобелевскую премию дали Эйнштейну с формулировкой о фотоэффекте, не говорит о том, что эта работа более важная или более признанная. Эта формулировка отражает колебания Нобелевского комитета, так как на специальную теорию относительности было много претендентов.
Уважаемый Евгений Михайлович, позволю себе несколько дополнить Вашу информацию, а также высказать некоторые собственные соображения. Недоволен питомцем Цюрихского политехникума, помимо названного Вами лица, был преподававший там математику Герман Минковский. У него сложилось невысокое мнение об Альберте, которого она не особенно интересовала, к тому же он часто пропускал его лекции. Уже став профессором Гёттингенского университета (над которым, кстати, всё ещё красовался герб государства Ганновер), Минковский, естественно, будучи прекрасно осведомлённым об обсуждавшихся в кругах профессуры журнальных публикациях клерка из Бёрна, откровенно делился своими выводами даже со студентами. Вот одно из таких его высказываний: «Эйнштейн излагает свою глубокую теорию с математической точки зрения неуклюже – я имею право так говорить, поскольку своё математическое образование он получил в Цюрихе у меня». Более того, Минковский решает даже отвлечься от интересовавшей его теории чисел и в сентябре 1908 года выступает с сенсационным докладом «Пространство и время» на ежегодном собрании Общества германских учёных и врачей в Кёльне, в котором как раз и обосновывает с позиций «чистого» математика реальность четырехмерного пространственно-временнόго континуума: «Трёхмерная геометрия становится главной в четырёхмерной физике». Находясь на пике творческой активности, 45-летний профессор, скорей всего, был готов и далее «тянуть одеяло на себя», но внезапная кончина от перитонита (следствие аппендицита) не дала этому осуществиться. Эйнштейну не оставалось ничего иного, как признать произведённую без его ведома «геометризацию СТО» и активно её пропагандировать. А уж как довольны были физики результатом столь плодотворного союза алгебры с геометрией! Налицо была возможность полного и необратимого воссоединения классической механики с максвелловской электродинамикой и оптическими явлениями.
Дорогой Семен,
спасибо за интересные дополнения, я как раз в курсе работ Минковского и знаю, что он еще до Эйнштейна строил математическую основу единого «пространства-времени». Работа Эйнштейна его как раз потрясла тем, что его нерадивый ученик продвинулся дальше, чем он, и построил таки новую физическую теорию на основе конечности скорости света. Но «тянуть одеяло» на себя Минковский не стал, однозначно и бесповоротно признав приоритет Эйнштейна. И его лекция в Кельне содержало изложение теории Эйнштейна на твердой математической основе. Смерть Минковского в январе 1909 года была, конечно, страшной трагедией для науки — он был в самом расцвете сил.
Репетиторство — неплохой заработок. Если бы Эйнштейну сразу бы повезло с клиентами, у него не было бы времени заниматься теоретизированием. Не знаю немецкий, там нет «гарантирую поступление в университет после 10 занятий»?
Все эти факты убедительно говорят не только о гениальности Эйнштейна, сколько о глупости человечества. А сколько Эйнштейнов было загублено в СССР, когда евреев не принимали в престижные вузы?
«Для простаков Эйнштейн объяснял свою теорию относительности следующим образом: «Это когда Цюрих остановится у этого поезда».
«Два сорта мыла — это слишком сложно для меня.»