Лариса Миллер. “Стихи гуськом” – 14.9.2013

Лариса Миллер

Следующий пост «Стихи и проза» в субботу 21 сентября. В другие дни: аудио записи.

ДАЛЕЕ: Новые стихи: «Я в кино когда ходила…». Проза: О книге Марины Тарковской «Осколки зеркала».

***
Мише Кукулевичу

Что ж, будем дальше умолять
Упёртых и неумолимых,
И будем дальше утолять
Печали душ неутолимых,
Пытаясь миг приворожить
Шальной, утешить безутешных.
А чем ещё дышать и жить,
Скажите, на широтах здешних?
2013

***
Я сообщу вам потрясающую весть:
Я неотъемлемая часть всего, что есть,
И без меня здесь – никуда, ну никуда,
Я здесь нужна почти, как воздух и вода,
И я, уйдя, могу вам это доказать,
Но не решаюсь вас так страшно наказать.
2013

***
Я в кино когда ходила,
То всегда понять пыталась,
Где там «вражеская» сила
И кому за что «досталось»,
За кого болеть там надо
И кому грозит опасность.
Просвещала мама чадо
И во всё вносила ясность.
А внести её так просто
Было в светлый мир тогдашний.
Людям маленького роста
Было в нём совсем не страшно.
Ведь о нас же думал Сталин
Неотступно и упрямо.
Воспаление миндалин
Мне тогда лечила мама.
Приходила к нам врачиха
Очень добрая, седая,
А потом исчезла тихо.
Я ждала её, гадая –
Ну куда она девалась –
И она, и та соседка,
Что красиво одевалась,
Щебетала: «Здравствуй, детка».
2013

***
Мы уедем, а дятел всё будет стучать,
Мы уедем, а яблоня будет скучать,
И осыпятся флоксы в досказанной сказке
На покинутом нами садовом участке.

Ну, а может, едва мы уедем, тотчас
Здесь как раз и начнётся неслыханный сказ,
И волшебное что-нибудь с садом случится,
И куда-нибудь дятел, стуча, достучится.

И, наверное, даже здесь только и ждут,
Чтоб уехали мы, не маячили тут.
И сезон не закрыт, а едва только начат,
И сентябрь дождливый от радости плачет.
2013

***
О ТОМ, О СЁМ:

«ПОВЕРХ ЗЕМЛИ МЯТУТСЯ ТЕНИ»
Марина Тарковская. Осколки зеркала. – «Дедалус». М. 1999.

Слово, постоянно приходившее на ум, когда я читала книгу Марины Тарковской “Осколки зеркала” — корни. Корни, которые столько раз безжалостно выкорчёвывались из нашей несчастной российской почвы. Корни, без которых жизнь скудна и убога, если вообще возможна. Первая же глава книги называется “Родословная”. Марина помнит, что в их доме, хранился пергамент, на котором тушью было нарисовано генеалогическое древо Тарковских. Впоследствии пергамент куда-то исчез, затерялся, и ей, задумавшей восстановить семейную родословную, пришлось проделать огромную работу, поездить по разным городам, порыться в архивах и поискать тех, кто ещё мог что-то вспомнить и рассказать о давно ушедших временах.

Книга состоит из коротких глав, где воспоминания самой Марины — дочери поэта и сестры режиссёра — перемежаются документальными свидетельствами. Следуя за автором, мы попадаем из одной эпохи в другую, из военных сороковых — в совсем далёкий 1885 год, когда арестованный за “преступную” деятельность и помещённый в одиночку народоволец Александр Карлович Тарковский (отец поэта) пишет по-французски отчаянное девятнадцатистраничное письмо Виктору Гюго: “Я надеюсь, что голос, который взывает к Вам из далёкой России, найдёт в Вашем лице внимательного слушателя. Спасите меня, г. Гюго”. Конечно же, письмо до адресата не дошло, оно было пронумеровано и подшито к делу.

А вот ещё одно письмо Александра Карловича. На нём стоит дата 14-27 сентября 1919 года. Это письмо почти полностью ослепший старик продиктовал своей жене Марии Даниловне. Письмо обращено к горячо любимому пятнадцатилетнему сыну Валерию, который, с головой уйдя в революцию, участвовал на стороне красных в боях против банд атамана Григорьева. О, как хотел отец, которому политика испортила жизнь, охладить революционный пыл сына, как они с матерью боялись за него, как молили Бога спасти и сохранить их Валю: “Мой Валюся, мой дорогой мальчик, дорогой, незабвенный… Я верю, что ты придёшь, я всё жду момента, когда ты постучишь в ставню и войдёшь в комнату, исхудалый, измученный, оборванный и голодный… И моя последняя просьба в том, чтобы, вернувшись к нам, ты больше не уходил, чтобы душою и сердцем ты был всегда с нами, чтобы любовь сковала всех нас неразрывной цепью, которой ты и не хотел бы никогда разрывать. Я, быть может, скоро умру. Мне нечего завещать тебе, кроме богатой любви да исстрадавшегося сердца…”. Когда писалось это письмо, сына Валерия уже не было в живых. Прикрывая отход красноармейского отряда, изрешеченный пулями подросток погиб в мае того же года. Произошла катастрофа, от которой родители так никогда и не оправились.

Брата старшего убили
И отец уже ослеп,
Всё имущество спустили,
Жили, как в пустой могиле,
Жили-были, воду пили
И пекли крапивный хлеб.

Мать согнулась, постарела,
Поседела в сорок лет
И на худенькое тело
Рвань по-нищенски надела;
Ляжет спать – я то и дело:
Дышит мама или нет?

За главой, посвящённой неизданной в 46-ом году книге Арсения Тарковского, следует глава, названная “Первый брак Александра Карловича”. За рассказом о детстве Андрея “`Расшибалка` и футбол” идёт рассказ о предках с материнской стороны “Дубасовы, Пшеславские, дед Коженевеский”. Всё перемешано, как гены предков в крови потомков. Всё переплетено, как корни того старого вяза, под которым кто-то сфотографировал маленького Андрея с мамой в 33-ем году.
Рассматриваю фотографии, помещённые в конце книги: город Юрьевец на Волге, где у бабушка гостили маленькие Марина и Андрей, начальная школа, где они учились, послание Андрея, только что научившегося писать “по-письменному”, другу семьи Льву Горнунгу, дом в Елисаветграде, где родился и провёл свои юные годы Арсений Тарковский, детские фотографии двух братьев Арсения и Вали, руины дома на Щипке, где жили в детстве Андрей и Марина, остаток лестницы, ведущей в небо, снимки, сделанные в Завражье, которые помогли Андрею во время съёмок “Зеркала”. Лица, лица, лица – молодые, старые, торжественные, весёлые… “Тот жил и умер, та жила/ И умерла, и эти жили/ И умерли; к одной могиле/ Другая плотно прилегла…/ Поверх земли мятутся тени/ Сошедших в землю поколений…”.

В книге нет ничего чужеродного и случайного. Она – единый организм. Взяв её в руки и вглядевшись в название, напечатанное на обложке, мы увидим как сквозь буквы в слове “осколки” проступают лица тех, кто населяет книгу. На первом форзаце — фотография дома на Щипке. На последнем – туманный снимок ныне не существующего хутора Горчакова, где Марина и Андрей жили в далёком детстве. Когда снималось “Зеркало”, приблизительно на том же месте был построен макет этого дома. В издании книги принимал участие друг семьи, автор документальных фильмов об Арсении и Андрее Тарковских Вячеслав Амирханян, корректорскую работу делала Белла Меклер, которая когда-то работала в типографии вместе с матерью Андрея и Марины Марией Ивановной Вишняковой, считавшей Беллу своей духовной дочерью. Книгу предваряет предисловие замечательного режиссёра Юрия Норштейна, написанное в форме письма Марине: “Ищущий в книге семейных тайн, выставленных для аппетита читателей, разочаруется. Если есть сокрытое, то по велению таинства исповеди”. Марина ничего не приглаживает и не спрямляет. Андрей и Арсений Тарковские – люди сложные и противоречивые. Тем, кто с ними соприкасался, они приносили не только радость, но и страдание. “Твой отец и твой брат не могли не мучиться совестью. Без этого фермента вообще не может быть искусства. – пишет Норштейн. — Для нас тайна, как отзовётся в нашем составе жизнь близких. Посредством искусства мы возвращаем наши долги прежде всего дорогим нам именам”.

Жизнь меня к похоронам
Приучила понемногу.
Соблюдаем, слава Богу,
Очерёдность по годам.

Но ровесница моя,
Спутница моя былая,
Отошла, не соблюдая
Зыбких правил бытия.

…..……
В морге млечный свет лежит
На серебряном глазете,
И за эту смерть в ответе
Совесть плачет и дрожит.

Эти, как и многие другие строки Арсения Тарковского, дочь поэта приводит в своей книге. Её мемуары не из тех, при чтении которых забываешь о главном – о том, что речь идёт о художнике, о творце.

Книга состоит из коротких глав, из маленьких сюжетов, выхваченных памятью из небытия. Вот названия некоторых из них: “Калоши”, “Пальто на ватине”, “Пуговицы”, “Шуба”, “Брошка – паук”, “Бирюзовые серьги”. Что можно увидеть в эпизодах, связанных с какой-то шубой или брошкой? Оказывается, многое. Потому что вещи – они тоже живые, у них есть душа, память, судьба, корни. Они влияют на нас, а мы – на них. “Я очень люблю вещи. — пишет Марина, — Но не потому, что они приносят пользу или имеют определённую цену. Я люблю вещи за то, что они связаны с дорогими мне людьми. Вещь, соприкоснувшись с человеком, хранит его тепло и от этого сама становится почти одушевлённой”. Но человек может предать вещь, сделать ей больно и даже уничтожить. Так при переезде в тесную малогабаритную квартиру пришлось убить старый зеркальный шкаф. “Мы его убивали, а он не хотел умирать. Он мог прожить ещё лет триста: ведь он был на редкость прочно сделан уважающим себя столяром-краснодеревщиком…”. В этом крохотном эпизоде вся наша история. Здесь и вынужденное предательство, и убогий, жалкий быт, в котором нет места вещам, рассчитанным на долгую и устойчивую жизнь, здесь и насилие, совершаемое поневоле, и боль, и жалость. Обо всём этом написано языком простым и прозрачным, без нажима и точек над i. Проза Марины Тарковской старомодна в самом лучше смысле этого слова. Старомодна своим целомудрием и отсутствием суетного желания понравиться. Автор озабочен лишь одним — тем, чтоб сохранить в слове, не дать пропасть тому, что помнит, чему была свидетелем.

Жизнь, которую она описывает, густо населена людьми, предметами, растениями, разной живностью. Всё имеет свой характер, свою историю, свои имена, цвета, запахи, свойства: пуговицы, которые девочка любила перебирать в детстве, краски, которыми рисовал подросток Андрей. “Какие завораживающие названия – “парижская синяя”, “марс коричневый”, “сиена натуральная”, “киноварь”, “Земля зелёная”! Тюбики были свинцовые, наполовину выжатые, помятые. Из них Андрей по чуть-чуть выжимал драгоценную краску.” Как дивно звучит это “по чуть-чуть”! Произнесите его, пощупайте губами. Или прочтите вслух вот это: “Вера Ивановна… прислала баночку крыжовенного варенья и нитку сухих опят.” Простые слова. В них нет ничего, кроме чистоты звучания, первозданности, от который мы, к сожалению, потихоньку отвыкаем и которую перестаём воспринимать.

“Живите в доме – и не рухнет дом”, — писал Арсений Тарковский. Марина сумела обжить не один, а сразу несколько домов: и на Щипке, и в Битюгове, и в Юрьевце. Они не рухнут пока, их помнят.

1999

—————————

***
Киев, Фестиваль кино и поэзии «Каштановый дом», Лариса Миллер стала лауреатом Премии имени Арсения и Андрея Тарковских – 2013:
http://logorifma.com/news/rezultatyi-premii-imeni-arseniya-i-andreya-tarkovskih-2013.html

***
Стихи: «Мы все матрёшки», «Дружба народов», № 9, 2013 г.
http://magazines.russ.ru/druzhba/2013/9/3m.html

***
ВИДЕО. Лариса Миллер: АЛЕКСЕЕВСКАЯ ГИМНАСТИКА.

Спасибо Михаилу Хохлову и Наталье Муратовой за размещение в YouTube этих архивных съемок моих уроков Алексеевской гимнастики.
Лариса Миллер

МАСТЕР-КЛАСС для студенток театрального колледжа, Осло, 1989 г.
Часть 3:

Часть 1:

Часть 2:

ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ УРОК во 2-ой школе, Москва, 1989 г.
Часть 1:

Часть 2:

Часть 3:

Статьи Ларисы Миллер об Алексеевской гимнастике:
— «Гимнастика, подобная танцу» («Физкультура и спорт», № 4, 1990):
http://lib.sportedu.ru/GetText.idc?TxtID=862
— «Остров радости»:
http://www.larisamiller.ru/ostrov.html

***
ВИДЕО. 20 июля 2013 г. Музей Булата Окуджавы. Съемка и монтаж: Владимир Спектор и Татьяна Князева. Размещение: Михаил Хохлов и Наталья Муратова. Всем спасибо! – Л.М.

***
Вспомогательная информация к блогу «Стихи гуськом»: полное собрание, статистика посещений, электронные книги, видеозаписи, аудиозаписи, публикации, рецензии, некоторые отклики в блогах:
http://www.larisamiller.ru/vsp_inf.html#6