Cтенька Разин у стен Рейхстага

Стенька Разин у стен Рейхстага

В Германии редко встретишь по-настоящему длинную очередь. Мне повезло. Я встретил. В центре Берлина. У Бранденбургских ворот. Очередь в Рейхстаг. В февральский, субботний, по-весеннему тёплый день. Впрочем, это была совсем не та изнурительная, безнадёжно–молчаливая очередь, к которой мы привыкли в России. Напротив. Берлинцы радовались теплу, солнцу, свободному дню. Очередь была отдыхающая, весёлая, праздная. Даже праздничная. Постепенно, шаг за шагом, метр за метром она начинала жить своей, собственной жизнью. Дети, оказавшиеся рядом, затевали игру. Иногда вспыхивал огонёк разговора. Лёгкий, чуть мерцающий, готовый каждую секунду погаснуть.
– Нет, я бы никогда не поехал на велорикше, – сказал высокий мужчина в чёрном пальто, стоящий впереди меня. – Есть в этом что–то от феодального прошлого. Унижающее человека. –Речь шла об экзотическом виде передвижения, сравнительно недавно появившемся в Берлине.
– Глупости, – возразила жена, тоже высокая и тоже вся в чёрном, – ты же ему не на шею садишься. Конечно, если девушки будут этим заниматься, тогда другое дело.
Направление разговора несколько изменил полный, молодой человек в ветровке, с огромным портфелем. Похожий на совкового командировочного:
– Велосипед – средство передвижения не прошлого, а будущего. Не только потому, что даёт физическую нагрузку, а, главным образом, потому что экологически чистый. – Разговор перешёл на зелёных. На политику. – Пройдёт немного времени,– продолжил командировочный, – и зелёные станут самой значительной политической силой. Остальные партии просто отомрут, как ненужные.
Я тоже хотел поучаствовать в разговоре и подыскивал слова, собираясь поддержать командировочного. Но в этот момент что– то произошло. Я перестал слышать, о чём он говорит. Я выпал из разговора. Из очереди. Откуда-то спереди, с места, которое было скрыто от нас, доносилось пение. Приятный, хрипловатый голос пел задушевную, знакомо-забытую песню. Слов не было слышно. Но как красиво звучал голос. И мелодия… Кристально–чистая, за сердце берущая. Голос умолк и мелодию бережно подхватила домра. Тонкий ручеёк звучал, вился серебряной струйкой, звенел. То нарастая, то затухая. Песня захватила и понесла. Как загипнотизированный, пошёл я на звуки музыки и вспомнил знакомые с детства слова: «Степь, да степь кругом, путь далёк лежит. В той степи глухой замерзал ямщик». Слова песни, на которую откликается душа российского человека. Которая могла зародиться только на бескрайних, тоскливых, российских просторах. И больше нигде. Странно, но песня эта, нежно-домровая мелодия её здесь у стен Рейхстага не звучала диссонансом. Необъяснимым образом вписывалась она в звуковую картину большого, столичного города в центре Европы.
Я пробился сквозь плотную очередь и увидел певца. Необычного. Сидевшего прямо на ступеньках Рейхстага. Это был старик лет семидесяти, с хорошим славянским лицом, небольшого роста, одетый в добротную, кожаную куртку. И что удивительно. За седые, густые волосы певца зацепилась лихо сдвинутая на бок солдатская пилотка со звёздочкой времён Отечественной войны. ¬Зачем пилотка? – подумал я – Это символ? Солдат – победитель вернулся в другом качестве. Или имидж певца для привлечения публики»? Старик кончил петь. Раздались аплодисменты. Которые редко звучат в уличных концертах и, как правило, являются знаком признания мастерства исполнителя. Находящиеся поблизости стали бросать мелочь в открытый футляр домры. Но старик не был похож на нищего. Он держался с достоинством артиста. Я подошёл ближе:
– Добрый день. Хорошо поёте.
– Добрый. Спасибо. – Старик приветливо кивнул, перебирая струны. Но по отстранённому взгляду, по нетерпеливому подёргиванию головы заметно было, что он не расположен к разговору и хочет спеть ещё. Я не ошибся. Постепенно из лёгких аккордов, из замысловатых арпеджио, из минорных наигрываний (старик виртуозно владел инструментом) возникла другая замечательная мелодия.
Признаюсь честно. Прожив много лет в России, никогда не был особым поклонником русской песни. Я понимал, что она красива. Иногда поразительна красива. Но, даже в самом лучшем исполнении, русская песня не вызывала раньше у меня того подъёма, того сладостного чувства, какое вызывает сегодня. Когда живу на новой родине. Так было и в тот субботний день. Старик играл, закрыв глаза. Тихая, задумчиво–протяжная мелодия возникла из ничего. Может из российского, немерянного, северного безлюдья. Постепенно, медленно она набирала силу. И тогда к домре присоединился голос. Сначала такой же нежно-задушевный, потом более мощный, уверенный. «Из за острова на стрежень. На простор речной волны. Выплывают расписные Стеньки Разина челны». Я погрузился в песню. Ушёл в неё целиком. Не слыша голосов вокруг. Шума проезжающих машин. Не замечая времени.
– Не пропустите очередь. Или Вы раздумали? – Ко мне обращался мужчина в длинном пальто. Я стал подниматься по ступеням Рейхстага.