Лариса Миллер. “Стихи гуськом” – 3.8.2013

Лариса Миллер

Следующий пост «Стихи и проза» в субботу 10 августа. В другие дни: аудио записи.

———————
«Сибирские огни», 2013, № 7 –
Борис Кутенков, «Безутешный утешитель. О стихах Ларисы Миллер»,
http://magazines.russ.ru/sib/2013/7/12k.html

Отклики Натальи Кравченко на эту статью:
— в комментариях к посту 1 августа
http://larmiller.livejournal.com/230269.html#comments
— и в ее блоге:
http://nmkravchenko.livejournal.com/210479.html

***
19 июля 2013 г., «Новая газета», «В земном аду кусочек рая», Жанна Васильева о книге Ларисы Миллер «Праздники по будням»:
http://www.novayagazeta.ru/arts/59144.html

———————

Далее: новые стихи, проза: «Я пришла к поэту в гости»

***
Что ни сутки, то круглая дата,
Годовщина не знаю чего:
То ли дождика, то ли заката,
То ли ветра, порыва его,
То ли чьей-то любви несуразной,
То ли чьих-то великих побед…
Суть не в этом. Ты, главное, празднуй,
Всех сзывая на званый обед.

***
Как будто кто сто раз на дню
Талдычет мне: «Цени всё это»,
И вот с рассвета до рассвета
Ценю, ценю, ценю, ценю.

Об этом вся моя тетрадь
С рифмовкой парной и непарной,
Чтоб не сочли неблагодарной
И не решили покарать.

***
А я, не покладая рук,
Творю – поверите? – без мук,
А только с радостью великой.
Рискуя показаться дикой,
Смешной, нелепой, говорю,
Как на духу: легко творю,
Легко стихи свои рожаю
И весело уничтожаю,
Иначе говоря, — казню,
Прервав весёлую возню
Со словом, с точкой, с многоточьем
И с запятой, и с прочим, прочим.

***
Давай его сюда притащим –
Пусть поживёт и в настоящем.
Как можно прошлому не дать
Нас всех сегодня повидать?
Как в прошлом прошлое оставить
И только прошлым жить заставить?
Оно ведь наши кровь и плоть,
А не отрезанный ломоть.
Ему б на людях показаться,
Ему б за нами увязаться,
Попасть туда, где жизнь кипит
И всех живой водой кропит.

О ТОМ, О СЁМ:

«Я ПРИШЛА К ПОЭТУ В ГОСТИ»

В оттепельном 58-ом, когда все живое зашевелилось, забурлило, запенилось, я стала ходить на поэтические посиделки к жениху моей подруги. Мы с подругой были первокурсницами Иняза, а жених ее — без пяти минут геолог, и кроме того библиофил и страстный любитель поэзии. Жил он в старом доме в Еропкинском переулке, где мы и собирались по субботам. Стихи читали по кругу, причем не свои (хотя кое-кто из присутствующих наверняка баловался стишками), а любимых поэтов. К услугам тех, кто не помнил стихов наизусть, было несметное множество разных томов и томиков на многочисленных книжных полках.

Однажды во время очередных посиделок жених подруги предложил: «А давайте как-нибудь нагрянем к одному грандиозному поэту — моему доброму знакомому. Он живет за городом.» Мы решили нагрянуть к нему в майские праздники. Мы — это я, моя подруга и ее жених. Сперва ехали на поезде, потом в автобусе, битком набитом празднично настроенными людьми, которые играли на гармошке, орали частушки, дудели в разные дуделки и бранились. В глазах рябило от пестрых бумажных цветов, красных флажков и воздушных шариков. Добравшись до места и вывалившись из автобуса, мы двинулись по проселочной дороге, потом свернули раз, другой и оказались на тихой зеленой улочке, где окруженный палисадником стоял двухэтажный деревянный дом барачного типа. Толкнули дверь, прошли темным коридором мимо кухни, где по случаю праздника дым стоял коромыслом, и попали в гости к поэту.

Комната его оказалась сумеречно-солнечной. В распахнутые окна настырно лезла махровая сирень, но вся она была пронизана лучами. Ветер теребил ветки, и по затененной сиренью комнате бесшумно перемещались солнечные блики. Поэт был темноволос, бородат, сдержан и немногословен. Он встретил нас в накинутом на плечи пальто, что придавало ему вид независимый и немного зябкий, что в общем-то естественно: оттепель оттепелью, но поэт живет не столько во времени, сколько в вечности, где всегда холодно.

После недолгого чаепития приступили к делу, то есть, к чтению стихов. Поэт остался сидеть на табуретке у стола, а мы разместились на диване напротив. Чтение началось.

В ту пору я не только не писала, но даже и не слишком часто читала стихи, хотя в нашем шкафу их было полным-полно. Мне особенно нравились старые букинистические сборнички (на некоторых сохранилась надпись бывшего владельца в старой орфографии), купленные отцом еще в довоенные годы. Иногда, выбрав стишок попроще, я заучивала его наизусть. Зачем-то выучила игривые строчки Верлена, которые звучали примерно так:

Мы веселые творенья,
Глазки синие у нас,
Нас вместило вдохновенье
В мало читанный рассказ…

Так что, впервые попав к поэту в гости, я не слишком смыслила в поэзии, но впечатление от этого чтения было очень сильным. Поэт положил перед собой толстую клеенчатую тетрадь, которую долго листал, прежде чем что-нибудь выбрать. «Шпарь все подряд», — дрогнувшим от нежности к небожителю голосом пробасил жених. Не обратив внимание на его слова, поэт продолжал задумчиво перелистывать страницы. Найдя нужное стихотворение, сперва молча пробегал его глазами, а потом произносил вслух. До сих пор помню стихи про вдохновенье. Про то, как трудно его сохранить в сутолоке дня, в толчее поезда, в шумной коммуналке, в чадной кухне, как долог путь к столу, к белому листу, в тишину, в уединение, с которым, конечно же, рифмовалось «вдохновение». Тема была поэтичная и вполне доступная моему пониманию.

А вообще меня не столько трогали стихи, тем более, что я с трудом воспринимала их на слух, сколько весь антураж: вот мы сидим в тенистой комнате, поэт читает, подруга, слегка сощурившись, смотрит куда-то вдаль, жених, откинувшись на спинку дивана, слушает с закрытыми глазами. Я тоже решила принять выразительную позу и, закинув ногу на ногу, уперлась локтем в колено, а подбородком в ладонь. Только бы все это длилось: завораживающий голос поэта, не менее завораживающие паузы, тень, сирень, блики…

Вдруг жених пошевелился и слегка толкнул меня в бок. Решив, что это случайно, я отодвинулась. Жених встал и принялся ходить по комнате. Я подумала, что ему не сидится от избытка чувств, но взглянув на него, с удивлением обнаружила устремленный на меня весьма говорящий взгляд. Я недоумевала. Заподозрить его в чем-то романтическом было невозможно. Не тот случай. Он был по уши и по гроб жизни влюблен в загадочную красавицу — мою подругу. Так в чем же дело? Что означает этот взгляд? Мной овладело беспокойство. Может, что-то с моей внешностью. С носом, например. Я достала платок и старательно вытерла нос. Жених продолжал смотреть. Может, крошка на губах от печенья, которое ели за чаем. Провела ладонью по губам. Жених не отводил взгляда. Я слегка пожала плечами, показывая, что ничего не понимаю. Он нервно походил по комнате, а потом, остановившись за спиной поэта, стал напряженно смотреть на что-то в районе моей левой ноги. Я взглянула туда же и обмерла: розовая резинка-крокодильчик, поддерживающая чулок, и небесно голубое трико — вот что предстало моему взору. И если бы только моему! Наверное, подол задрался в тот момент, когда, решив принять выразительную позу, я закинула ногу на ногу.

Судорожным движением одернув юбку, я одеревенела. Жених, наконец-то расслабившись, сел и приготовился к дальнейшему кайфу. Но я расслабиться не могла. Для меня все было кончено. Жизнь сыграла со мной злую шутку: пока я с мечтательным видом наслаждалась происходящим, уплывала в заоблачные выси и предавалась грезам, мои голубые штаны и розовая резинка делали свое черное дело. Я видела в этом грозное предзнаменование, зловещий знак. Наверное, такова моя программа, сформулировать ее я не умела, но чувствовала, что это не случай, а закономерность. Теперь я наконец-то поняла, почему поэт время от времени, отрываясь от тетрадки, устремлял взгляд только на подругу. Он наверняка уже имел неосторожность посмотреть в мою сторону и, увидев то, что секунду назад увидела я, отвернулся, чтоб больше никогда ко мне не поворачиваться.

Не помню как мы попрощались, как шли к автобусу, как добирались домой. Помню только, что мои спутники вели оживленную беседу обо всем услышанном, что жених, видя мое расстроенное лицо, пытался тактично втянуть меня в разговор, но тщетно. Они перебрасывались разными стихотворными строчками, а я…, если бы даже я и могла что-нибудь произнести, то лишь одну-единственную всем известную фразу, с которой оперный Онегин покидает сцену: «Позор! Тоска! О, жалкий жребий мой!».

———————-
***
«Радио культура», 4 июля 2013 г.: Лариса Миллер в программе Сергея Круглова «Поэзия. Движение слов»:
http://www.cultradio.ru/doc.html?id=430148&cid=82

***
Вспомогательная информация к блогу «Стихи гуськом»: полное собрание, статистика посещений, электронные книги, видеозаписи, аудиозаписи, публикации, рецензии, некоторые отклики в блогах:
http://www.larisamiller.ru/vsp_inf.html#6