МУТАЦИЯ РЕСПУБЛИКИ. Часть 1.

Мутация Республики: Рождение Левиафана

Современные общества, проводя непоследовательную
политику, могут загнать себя в ситуацию, когда какой-то шанс
быть принятыми имеют только самые примитивные идеи.

Гарри Джонсон

Вдоль дороги все не так,
А в конце – подавно.

В. Высоцкий

Немного о торговом балансе

«Ничего не может быть нелепее всей этой теории торгового баланса, на которой основаны… почти все меры, регулирующие торговлю, — писал Адам Смит. – Когда две страны торгуют друг с другом, то согласно этой теории при одинаковости баланса ни одна из них не теряет и не выигрывает; но если баланс хотя чуть-чуть откланяется в одну сторону, одна из них теряет, а другая выигрывает соответственно его отклонению от точного равновесия. Оба предположения неправильны».
Затем Смит объясняет, почему. При равновесном балансе торговли между двумя странами, выигрывают обе страны, притом одинаково. Страна А возмещает капитал, затраченный на добывание и обработку товаров страны Б. И наоборот. Это доставляет доход жителям обеих стран. Если же страна А имеет перевес в балансе торговли (активный баланс, как теперь говорят), тогда тоже обе страны выигрывают, только эта страна выигрывает больше, чем страна Б. Конечно, выгода понимается не как увеличение количества денег, а как прирост годового дохода жителей страны.
Меркантилистские взгляды, критикуемые Смитом, основаны на представлении, что товарообмен (между лицами или странами) есть игра с нулевой суммой (см. гл. 7). То есть, непременно выигрыш одной стороны означает проигрыш другой в том же объеме. Смит достаточно ясно объяснил ошибочность такого представления, показав, что в обмене товарами всегда выигрывают обе стороны. Не в смысле только «потребительной ценности», как потом утверждал Маркс, а именно в отношении меновой ценности – каждая сторона получает больше, чем отдает. По общему правилу, обмен всегда взаимовыгоден, а не эквивалентен.
Идеи Смита о разделении труда развил Рикардо, выдвинув принцип сравнительных преимуществ как самый эффективный способ накопления производительных ресурсов. Но использование этого принципа необходимо предусматривает свободу торговли.
Казалось бы, какие могут быть возражения?

Нашлись несогласные, однако. В ХХ веке мы видим снова рассуждения о торговом балансе в духе XVII-XVIII веков. И не просто «в духе» — мы находим прямое одобрение взглядов меркантилистов. И где же мы это находим? Да прямо тут, в книге, которая называется «Общая теория занятости, процента и денег», сочинение Джона М. Кейнса. В общем, он считает, что забота тогдашнего государства о положительном балансе торговли понятна и оправдана с точки зрения увеличения его купцами заграничных инвестиций.
О критике со стороны Смита Кейнс не упоминает. О Рикардо – тем более. Случайно или нет? Обоих он должен был бы знать, по идее… Но неважно. Меры государства по поддержанию активного торгового баланса предполагают какие-то ограничения на ввоз и какие-то поощрения вывоза. Смит как раз и показывает, что подобные меры, в конечном счете, вредят торговле и потому замедляют рост доходов населения. Они уменьшают, а не увеличивают, прирост богатства страны. И главное, против доводов Смита трудно что-либо возразить.
Что главное для Смита? Богатство народа. Поэтому искусственные меры по торговому балансу вредны. Что главное для Кейнса? Полная занятость. Поэтому нужен активный торговый баланс, который увеличивает заграничные инвестиции, и способствует росту эффективного спроса в самой стране. И в этом вопросе также Кейнс поставил самоцелью экономической политики то, что должно быть, скорее, средством для достижения более общих и более важных результатов.
Если следовать Смиту, искусственное преследование активного баланса мерами государства, препятствуя свободе торговли, в конечном счете, не способствует или, скорее, препятствует максимально возможному росту инвестиций (внешних и внутренних) и, следовательно, не способствует повышению занятости населения. Очевидно, что Кейнс видел дело иначе. Поэтому, наверное, нет и упоминания о Смите. Иначе пришлось бы оспоривать доводы Смита и доказывать, что полная занятость важнее, чем рост богатства народов.
Сказанное – только пример того, как «переосмыслялись» идеи меркантилистов в ХХ столетии. И все это к тому, что тогда – вне связи с Кейнсом и даже задолго до появления его апологии торгового баланса – в экономической политике европейских стран обозначился и набирал силу возврат к политике меркантилизма. Это проявлялось во всех направлениях. Рост государства – это новые и новые федеральные программы, создание новых и новых ведомств, рост бюрократии, рост налогов. Вмешательство государства в экономику — это регулирование цен и условий ведения частного бизнеса, таможенные тарифы, торговые барьеры, создание искусственных монополий и привилегий, ограничения на конкуренцию и передвижение ресурсов, субсидии определенным отраслям, законы о минимуме зарплаты. А также создание государственных корпораций. И манипулирование деньгами. Короче, то, что наблюдалось в эпоху меркантилизма и что Адам Смит подверг сокрушительной критике как меры, препятствующие росту богатства народов, стало практиковаться вновь.

Второе пришествие меркантилизма

Рост государства может быть наблюдаем по двум показателям. Во-первых, по показателям абсолютных величин расходов в сравнении с предыдущими периодами. Во-вторых, как доля расходов государства в процентах от ВВП. Если данный показатель растет во времени, это говорит о том, что расходы государства растут на каждый рубль (доллар, фунт…) созданного ВВП. То есть, темпы роста государства обгоняют темпы роста национального богатства. По состоянию на 2013 г. доля государства в ВВП достигает в США 39%.
Названное явление имело место практически во всех странах Запада. Но нам удобнее всего проследить эти процессы по истории США. Эта страна была основана на принципах неограниченной свободы гражданина «преследовать свой интерес, не нарушая принципов справедливости». Цитированное — из Адама Смита, но почти буквально то же говорит и Декларация Независимости. Главной ролью государства была охрана этих прав. Политическое устройство США строилось снизу: гражданин – община – штат – федеральное правительство (см. гл. 00). Такую структуру еще застал зоркий Токвиль в первой трети XIX века.
Франция традиционно была централизованным государством – до взятия Бастилии и потом, после реформ Наполеона, который унифицировал администрацию сверху донизу. Германия, которая долго была лоскутным одеялом, объединилась в 1871 г. сразу в централизованное государство «прусского социализма» Бисмарка. Британия была страной классического меркантилизма «до Адама». Потом стала страной свободы торговли, чтобы к концу XIX в. начать попятное движение.
И во времена свободы торговли существовали немалые силы – экономические и политические, — которые отстаивали и пытались пробивать меркантилистские меры, но они были в меньшинстве. Они стали одолевать в начале ХХ в. Страны Европы, начав с деспотического правления и меркантилизма, пришли к laissez faire, чтобы затем деградировать к меркантилизму. США начали со свободы граждан и laissez faire и скатились к меркантилизму, какового в их истории почти не было. Параллельно происходила (и продолжается) постепенная узурпация государством прав штатов и свобод граждан.
Усиление власти и возможностей федерального правительства (что означает также уменьшение его ответственности) происходило постепенно и почти незаметно. Первая заметная веха связана с изменениями в системе двухстепенных выборов президента – в отношении порядка избрания коллегии выборщиков. Конституция не давала указаний на этот счет. Было перепробовано несколько вариантов, включая назначение выборщиков законодательными собраниями штатов. Наконец, к 1828 г. установился нынешний порядок прямого голосования граждан за кандидатов на партийной основе. С тех пор каждая из партий выдвигает своего кандидата (в президенты, в Сенат, в Плату представителей), и его успех зависит от поддержки партийной политической машины. Это значит деньги. И еще это значит, что пожертвователи на избирательную кампанию (доноры) ожидают вознаграждений в случае победы данного кандидата. Так начала развиваться легальная система взаимодействия политиков и групп организованных интересов (групп давления).

Последствия гражданской войны

Гражданская война 1861-65 гг. явилась переломным моментом в истории страны во многих отношениях. Ликвидация рабства была только одним и, скорее, побочным ее результатом. В контексте этой главы, важнее для нас ее более глубокие политические и социально-психологические последствия. Общие потери только погибшими оценивались в шестьсот тысяч. В недавнее время, по уточненным оценкам, — говорят уже о восьмистах тысячах с лишним. Даже 600 тысяч — ужасная цифра по тогдашним масштабам. Это больше, чем погибло американцев во всех других войнах вместе взятых.
Но ушли из жизни не какие-то статистические люди. Погибли люди молодые и средних возрастов, притом много таких, кто пошел в бой за идею – с обеих сторон. Было истреблено целое поколение идеалистов Америки – носителей исконных ее ценностей. Зато вскоре после войны резко увеличилась иммиграция в США из Европы.
Что несли в страну эти новые американцы? В основном, «прогрессивные» идеи – социализм, прежде всего. Все это не могло не вызвать сдвиги в общественном мнении в сторону большого государства.
Далее, долголетняя война повсеместно понизила моральный уровень населения. Словами Эдварда Бейтса, генерального прокурора в правительстве Линкольна: «Деморализующий эффект этой гражданской войны отчетливо виден во всех сферах жизни. Злоупотребления властей и погоня за бесчестными доходами стали уже настолько обычными, что это перестало шокировать». Цинизм и коррупция возобладали на всех уровнях. Время президентства Улисса Гранта (1869-77) – прославленного генерала гражданской войны – вошло в историю как Великое Барбекю из-за повсеместного политического взяточничества (bribery). Губернатор Луизианы говорил: «Я не притворяюсь честным. Я лишь позволяю себе быть так же честным, как все политики… Упадок морали везде, черт подери. Коррупция – мода дня».
На уровне штатов началось массовое потакание групповым интересам: ассигнования на частные железные дороги и «про-бизнесные» субсидии по блату, отвлекающие ресурсы от более насущных нужд. Одновременно стала развиваться система государственных (public) школ, финансируемых налогами. Уже в 1867 г. федеральный Конгресс создал Министерство образования – для продвижения системы государственных школ. Также на уровне штатов финансировались теперь сиротские дома, приюты для умалишенных и дома для бедных – то, что прежде было заботой религиозных организаций. Все это стоило денег, требовало больше чиновников, и налоги (штатные) стали заметно расти.
Еще одно следствие войны — расширение власти федерального правительства над штатами, чего и добивался президент Линкольн. Одновременно появилась влиятельная группа интересов на федеральном уровне. Это были ветераны Гражданской войны – северяне, конечно. Им были установлены федеральные пенсии. Первоначально речь была о получивших боевые ранения, и общая сумма пенсий составила к 1870 г. 286 млн. долл. Ожидалось, что эти ассигнования должны постепенно уменьшаться. Однако через 20 лет, к 1890 г., сумма составила 1 млрд. 548 млн. долл. Рост больше, чем в 5 раз. Парадокс? Нет, все очень просто. Доминировавшая во власти партия Линкольна (республиканцы) постепенно ослабляла требования к получателям пенсий, пока в этой группе не оказались все участники войны – северяне. Политики создали себе широкую группу поддержки на выборах (ветераны и их семьи). Покупка голосов.
«Предложение рождает спрос». Как только стало очевидно, что партии ищут себе группы поддержки, таковые стали возникать из небытия и придавать государству новую форму. В 1887 г. была создана Interstate Commerce Commission — ICC. Задачами агентства были регулирование железных дорог на предмет «справедливых» цен на билеты «и других аспектов транспорта общего пользования». Вмешательство в ценообразование – уже серьезно. А «другие аспекты» — под эту формулировку можно подвести еще много чего… Позже компетенция агентства распространилась также на грузоперевозки, междугороднее автобусное сообщение, и заодно – на телефонные компании.

«Прогрессивная эра»

Так вошел в историю период 1890-1920 годов. Это было время движения за «прогрессивные реформы». Последние преследовали цель установить «научно обоснованные» формы во всех областях жизни – в политике, экономике, образовании, медицине, страховании, финансах, церкви, семье… Прогрессисты добивались запрета на потребление алкоголя и были принципиальными атеистами. Среди самых известных лидеров прогрессистов были такие президенты, как Теодор Рузвельт (1901 – 1909) и Вудро Вильсон (1913-1921). Те же взгляды разделял и президент Герберт Гувер (1928 – 1932).
Прогрессисты преобразовали социальные науки, особенно историю и экономику, превратив их в «научные». Произошла профессионализация в общественных науках. Это – хорошая новость. Место широко эрудированного любителя занял узкий профессионал – профессор. Появились профессиональные журналы. А вот плохая новость: новое сословие интеллектуалов, в большинстве своем, держалось «прогрессивных» взглядов.
Прогрессисты считали, что в социально-культурном отношении страна отстала от Европы, и стремились импортировать оттуда последние достижения прогресса. Один пример. Алексис де Токвиль был буквально в восторге от административно-экономической организации в США. Поразило его то, что основная экономическая жизнь населения сосредоточена в общине (community). Вопросы образования, охраны общественного порядка, судопроизводства, пожарной охраны, школьного образования, обеспечения водой и пр. люди сами решают для себя на уровне общины. Cами решают также, на что и сколько требуется денег и как их собрать с членов общины (подробнее об этом см. в гл. 00). И сами же решают, за какими нуждами обращаться в графство или штат, соответственно внося туда налоги. Ибо каждый человек лучше всех знает, что ему нужно и в каких количествах. В сравнении с этим, система централизации и унификации административного управления в Европе выглядела жалко.
Токвиль посетил Америку в 30-е годы ХIХ в. Всего пятьдесят лет спустя, прогрессисты стали добиваться имитации европейской системы. И добились реформ, которые постепенно свели на-нет значение общины. Была произведена централизация и унификация образования, полиции и других областей предоставления общественных благ. Вопросы, которые традиционно решала община, стали решаться бюрократией.
Государство начало расти, как на дрожжах. В 1906 г. появилась Food and Drug Administration (FDA) с широкими полномочиями контроля над производством, качеством и ценами на продукты питания, лекарства, медицинские устройства и всего вообще, что относится к этой отрасли, включая ветеринарию. (существует до сих пор как подразделение Министерства здравоохранения, созданного в 1923 г.) В 1913 г. был создан Федеральный Резерв, в 1914 г. — Federal Trade Commission (FTC) для «защиты потребителя», а точнее — для борьбы с «монополиями» и «ограничениями конкуренции» со стороны частного бизнеса. Скорее, можно сказать, для ограничения конкуренции в частном секторе в пользу отдельных категорий.
Цели всех этих агенств, объявленные в официальных документах, учебника и энциклопедиях, скрывают то, что создавались они по инициативе определенных заинтересованных групп. При всем том, что подчас им давали общественно полезные функции (кто будет против контроля качества пищевых продуктов и лекарств, например?), главным в их действиях было разного рода регулирование, включая контроль цен и ограничение конкуренции – короче, деформация рынка. Исследования Джорджа Стиглера ясно показали, что в огромном большинстве случаев отрасли активно добивались регулирования, тогда как эффект антимонопольного законодательства был минимален. Исследования же Сэма Пелцмана и множества других экономистов показали, что подчас качество продуктов снижалось, а цены росли.
Вот один пример. В 1906 г. была введена федеральная санитарная инспекция мясопродуктов. Хорошее дело, верно? По множеству текстов гуляет версия, что толчок всему дал роман Эптона Синклера «Джунгли», описавший ужасные антисанитарные условия на чикагских скотобойнях. Между тем, сам же Синклер писал впоследствии, что инспекция «поддерживается и оплачивается народом Соединенных Штатов ради выгоды мясопромышленников (pakers)». Их выгода состояла в том, чтобы вытеснить с рынка своих конкурентов – мелких мясников-лавочников. Такой мясник местного значения мог оставаться в бизнесе только при полном доверии покупателей — из уверенности, что мясо у него всегда доброкачественное. Ни ему, ни его покупателям инспекция не нужна, зато она возлагала на него бремя дополнительных расходов. «Пэкерсы» не могли обеспечить более низкие цены, поэтому была придумана интрига санитарной инспекции, и ее осуществило то самое агентство FDA. Мясники постепенно исчезли, мясо на рынке стало, может, и не хуже, но дороже.
В свое время Смит писал о промышленниках: «К предложению об издании какого-либо нового закона или регламента, исходящему от этого класса, следует всегда относиться с величайшей осторожностью… Оно ведь исходит от того класса, интересы которого никогда полностью не совпадают с интересами общества, который обычно заинтересован в том, чтобы вводить общество в заблуждение и даже угнетать его, и который действительно во многих случаях и вводил его в заблуждение, и угнетал».
Господствующее представление о том, что Смит устарел, вполне вероятно, культивировалось отчасти по невежеству, отчасти же преднамеренно. Еще хуже, вероятно, было, словами Мизеса, «широко распространенное неведение о той роли принципов экономической свободы, которые они сыграли в технологическом развитии за последние 200 лет». За то и за другое в полной мере ответственна интеллектуальная элита, фактически отказавшаяся от своего предназначения быть просветителями общества.
А теперь мы видим, что большое государство лишь постольку — поскольку заботится о «богатстве народа», и бал правит «тот класс» в форме групп организованных интересов.
В 1913 г. была принята 16-я поправка к Конституции, разрешающая федеральному правительству вводить подоходный налог. Это давало государству практически неограниченный финансовый ресурс. Любая поправка к Конституции должна быть ратифицирована двумя третями голосов в обеих палатах Конгресса и тремя четвертями голосов законодательных собраний всех штатов. «Американцы захотели подоходный налог, потому что они хотели большего государства, а большего государства они захотели, потому что они поверили в то, что оно будет увеличивать их благосостояние», — пишет Рэндалл Холком. Из гаранта прав граждан федеральное государство трансформировалось в якобы гаранта их благоденствия.

Эффект Первой мировой

Такая война не могла обойтись без разрастания функций государства. Все подлежало регулированию. Но после окончания войны, хотя и были отменены некоторые чрезвычайные меры, такие как национализация железных дорог, в целом продолжался рост государства.
В 1917 г. была создана United States Food Administration, которая контролировала все аспекты пищевой отрасли – от сельского хозяйства до оптовой торговли. Подобному же регулированию подверглась топливная отрасль и, в конечном счете, вся экономика страны. Расходы государства требовали денег. При введении федерального подоходного налога, его максимум составлял 7% на доход выше 20 тыс. долл. К 1918 г. это было 77%, начиная с дохода 4 тыс. долл.
В этой обстановке президентом был избран Уоррен Хардинг под лозунгом «вернемся к нормальности». Он умер в 1923 г., и президентом стал Калвин Кулидж (1923 – 1928), а за ним – Герберт Гувер. Во все эти годы «возврат к нормальности» означал возврат к довоенной политике. Суммарные расходы государства снижались из-за сокращения расходов, связанных с войной. Но если вычесть военные расходы из общего снижения, окажется, что расходы государства на гражданские цели продолжали расти.
В 1916 г. федеральные расходы составляли 83 долл. на душу населения. К 1919 г. этот показатель вырос в 16 раз (война). К 1927 г. (мир) он упал до минимального уровня за все десятилетие – 180 долл. — вдвое больше, чем в 1916 г.
В течение 20-х среднегодовые темпы прироста федеральных затрат составляли: по линии торговли (Министр торговли – Гувер) 13%, на сельское хозяйство — более 11%, расходы, связанные с интересами рабочих – более 12%, на образование – более 10%, на полицейские мероприятия (law enforcement) – 17%. Последнее было связано с особыми обстоятельствами.
Сухой закон был введен в 1920 и официально отменен в 1933 г. Глупость мероприятия должна была быть очевидной для мало-мальски непредвзятого ума. Подобные запреты неизбежно уводят продукты на черный рынок. Потребление алкоголя не исчезает. Исчезают налоговые сборы. Однако, «прогрессивное» сознание руководствуется другими, не экономическими мотивами.
В обеспечении Запрещения (Prohibition), как это называется в Америке, принимали участие Министерство юстиции, Служба таможни, Служба береговой охраны и налоговое ведомство. Последнее действительно теряло много налогов из-за запрета алкогольных напитков, но каким-то образом принимало деятельное участие в инфорсменте Запрещения. С 1920 по 1930 гг. его расходы выросли с 2 млн. долл. до 12 млн. долл., тогда как сборы составили, соответственно, 1 млн. и 5,4 млн. Контроль над поведением граждан оказался важнее денег.
Во время Первой мировой стали множиться государственные корпорации. Это было общим явлением в странах Запада. В США появилась Merchant Fleet Corporation – 1917 г. (торговый флот). War Finance Corporation — 1918 г. (военные финансы), была создана, чтобы помочь стратегическим отраслям получать деньги в долг. В 1921 г. она не исчезла, — напротив, ее хартия была продлена ради помощи бизнесу вообще. Были созданы также The Federal Land Bank, (земельный банк) Spruce Production Corporation (хвойная древесина), and Sugar Equalization Board. Последнее было создано в июле 1918 г. правительством президента В. Вильсона по рекомендации Г. Гувера, тогдашнего главы Food Administration, «чтобы выравнивать цены на сахар ввиду грозящей его нехватки и обеспечить его лучшее распределение». Маленький штрих к тому, как Гувер и Вильсон относились к частному сектору.
Создание новых государственных корпораций продолжалось и после войны. В 1923 г. были созданы 12 государственных банков для кредитования сельского хозяйства, в 1924 — Inland Waterways Corporation (внутренние водные пути) для операций судоходства по р. Миссисипи.
Во всех случаях государственные корпорации продвигали интересы организованных групп за счет общества, Практически всегда они были экономически неэффективны и разбазаривали большие средства из госбюджета. Тем временем, государство все больше превращалось в то, чем оно было «до Адама» — в «ключницу» большого поместья, именуемого экономикой страны.

Экспансия государства продолжается

В 1914 г., во время президентства Вильсона, был принят Акт Клейтона — для уточнения и проведения в жизнь положений «антитрестовкого» Акта Шермана от 1890 г. Другие подобные законы были приняты в 1936 и 1950 гг. Все они как бы призваны были защищать малы и средние бизнесы от «акул большого бизнеса».
Уже предыдущий рассказ вызывает сомнения в истинных целях «антитрестовской» политики в США, которая началась и продолжалась в «прогрессивную» эпоху. «Антимонопольные законы», с мерами по их инфорсменту, и создание государственных монополий — оба процесса шли практически параллельно и осуществлялось политиками одних и тех же (антирыночных) убеждений. Кроме того, самими антимонопольными законами нередко предусматривались определенные изъятия из их действия по усмотрению чиновников.
Очевидно, что в частном секторе вполне возможны такие злоупотребления, как монополизация рынка с ограничением конкуренции и созданием препятствий для доступа на рынок других компаний, сговоры с целью раздела рынка и/ или установления завышенных цен, ценовая дискриминация и др. Однако, на практике все подобные вещи крайне трудно идентифицировать. Еще важнее, что они всегда были явлением более редким, чем казалось со стороны. Как показали позднейшие исследования, особенно проведенные Джорджем Стиглером, антимонопольные законы редко препятствовали концентрации производства (хотя последняя отнюдь не всегда создавала монопольную власть), монополизация рынков была сильно преувеличена, слияние компаний чаще всего не создавало монопольной силы, сговоры не могли быть частым явлением — скорее, исключительным.
В целом, так называемая борьба против монополий была следствием общего недоверия к частной инициативе и социалистических предрассудков о «монополистическом капитализме». Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что главной целью «антитрестовских законов» было расширение контроля над частным бизнесом и потакание организованным группам. В 20-х годах государство подчас возбуждало «антимонопольные» иски против фирм в отраслях, где вообще не было концентрации и очевидных нарушений законов.
В те годы в кругах интеллектуалов распространялось влияние идей Карла Маркса. Одновременно все больший интерес вызывало фашистское движение Муссолини. Немало было интеллектуалов, которые видели в фашизме итальянского разлива (другого тогда еще не было) некий «третий путь» — между капитализмом и социализмом большевиков. Капитализм их ну никак не устраивал, а умонастроение этатизма набирало силу. В этом контексте и нужно рассматривать идеи «научного управления обществом», продвигаемые прогрессистами. Под таким флагом еще в конце XIX в. началась реформа гражданской службы (Civil Service reform), о которой говорилось выше.

В 1920 г. было создано Национальное Бюро Экономических Исследований, детище правительства, частных фондов и академических институтов, — «частная бесприбыльная исследовательская организация, предназначенная для проведения независимых экономических исследований и распространения среди политиков, бизнесменов и академического сообщества». Задачей нового ведомства была разработка методов оценки поведения экономики и макропоказателей с целью применения «научных» принципов к управлению экономикой. Эту меру горячо поддерживал министр Гувер, и она была уже прямым предвестником кейнсианской политики.
Приводимый на рис. 00-1 график представляет кривую роста расходов государства в США как процентную долю от ВНП (в период 1791-1928 гг.) и от ВВП (после 1928 г.). В 2013 г., этот показатель составил 25% и продолжает расти.

 

Рис. 00-1
На рис. 00-1 показаны только федеральные расходы. Сегодня, с учетом расходов государства на всех уровнях, этот показатель для США составляет 39% от ВВП. Для сравнения: Сингапур – 17%, Гонконг – 19%, Арабские Эмираты – 22%, Китай – 24, Юж. Корея – 30%, Грузия – 32%, Австралия – 35%, Россия – 39%, Польша – 44%, Испания – 44%, Израиль – 45%, Германия — 46%, Португалия – 49%, Британия – 49%, Греция – 50%, Нидерланды – 50%, Швеция – 51%, Финляндия – 54%, Дания – 56%, Франция – 56%, Куба – 75%.

Сельское хозяйство

Еще в 1908 г. правительство Теодора Рузвельта создало комиссию с целью изучить проблемы фермерских семейств. Эти семьи тогда давали наибольший прирост населения. Комиссия заключила, что самой серьезной проблемой фермеров было получение кредитов, и рекомендовала создание системы кредитных кооперативов. Для изучения опыта таких систем, перед самой войной президент Вильсон снарядил экспедицию в Европу. Там система включала кооперативные банки земельных ссуд и сельские кредитные союзы. Этот опыт был рекомендован для Америки.
В 1916 г. правительство Вильсона провело в Конгрессе федеральный закон о сельскохозяйственных ссудах (Federal Farm Loan Act ). По этому закону было создано Федеральное Бюро с/х ссуд (Federal Farm Loan Board). Было создана довольно сложная система кредитования фермеров, включающая выпуск облигаций под земельные ссуды с ограничениями на размер процента по ссудам и пр. В конечном счете, фермерам стало проще получать ссуды под залог их земель. Двенадцать земельных банков (о которых сказано выше) были созданы государством именно в рамках всех этих мероприятий. А Национальные Ассоциации земельных ссуд могли создаваться группой из 10 и более фермеров – держателей ссуд, владевших долей в земельном банке. По мысли чиновников, этим связывались интересы фермеров и банков.
Нет сомнений, что вся эта опека фермеров со стороны государства была для них полезна и даже очень. С другой стороны, не слишком ли тепличными оказались условия, в которых теперь работали фермеры?
После Первой мировой сельское хозяйство Европы было в упадке, отчего был большой спрос на сельхозпродукты (особенно, на пшеницу) из США. Американские фермеры процветали. Они наращивали производство, инвестировали и расширяли площади посевов. Для этого часто они брали кредиты под будущие урожаи и прибыли. А чтобы расплачиваться с краткосрочными кредитами, брали повторные ссуды под залог уже прежде заложенных земель. Цены на землю росли, она считалась хорошим обеспечением, и ссуды под нее давали охотно. Слишком многие фермеры, видимо, полагали, что этот бум будет длиться вечно. А где в это время было Federal Farm Loan Board? Похоже, там тоже царила эйфория, ибо Бюро все так же поощряло расширение кредитов фермерам. Для того и создавалась эта административная единица, за то и платили чиновникам.
Однако в 20-е годы началось то, чего, вообще говоря, следовало ожидать — стало расти европейское сельское хозяйство. Все более обострялась конкуренция на международных рынках продукции сельского хозяйства, и спрос на американские продукты стал падать.
Спад спроса на американское зерно со стороны стран Европы начался уже в начале 20-х. В 1919 г. общий валовой доход фермеров США составлял 17,7 млрд. долл. В 1921 г. он составил уже 10, 5 млрд. долл. В 1920-21 гг. розничные цены на зерно упали на 11,3%, а оптовые – на 53, 3%. В середине 20-х цены несколько повысились, но далеко не до уровня 1917-19 гг. Падали доходы фермеров, но долги их оставались теми же. Понятно, цены на землю тоже пошли вниз. Продав часть ее, с долгами было не расплатиться.
Когда заемщик не в состоянии выплачивать ссуду, ее залог (сама недвижимость) переходит к банку, который дал эту ссуду. И банк объявляет о продаже этой недвижимости. Это называется foreclosure – потеря права выкупа и взыскание банком заложенного имущества. Период 20-х гг. отмечен непрерывной серией таких foreclosure земли, в то время как цены на землю продолжали падать.
Конечно, государство не бросило фермеров в беде. В его распоряжении были испытанные средства. В 1921 г. были установлены временные пошлины на импорт продовольствия. Закон от 1922 г. (Fordney–McCumber Tariff) установил постоянные (более высокие) пошлины и изъял сельскохозяйственные кооперативы из антитрестовских законов. Тариф повысил ввозные пошлины, в среднем, на 14%, и, как водится, не только на продовольствие.

Покупательная способность фермеров выросла на 2 – 3 %. Одновременно повысились цены на сельскохозяйственное оборудование, так как эта отрасль зависела от импорта. Ну кто бы мог предполагать? Конечно же, выросли расходы фермеров на ввозное сырье, например, шерсть. И кто бы мог предвидеть?
В 1923 г. вышел Акт о сельскохозяйственных кредитах, еще более облегчивший кредитование фермеров через Бюро (ну, просто очень кстати ввиду сжатия спроса). В 1926 г. в составе Министерства сельского хозяйства (созданного еще президентом Линкольном) было установлено подразделение Кооперативного Маркетинга. В июне 1929 г. вышел Акт о Сельскохозяйственном Маркетинге, по которому было создано Федеральное Бюро по фермам (Federal Farm Board).
Задачами нового Бюро стала федеральная поддержка цен на сельскохозяйственные продукты и создание корпораций для закупок зерна во время падения цен. Для первой задачи из казны выделялось 100 млн. долл. для ссуд на 20 лет под низкий процент, чтобы кооперативы фермеров могли закупать зерно при низких ценах, подстегивая их вверх, и затем продавать, когда цены выросли. Потом, в ноябре того же года кооперативам было ссужено еще 150 млн. долл. для закупки зерна. Еще одна бюрократическая структура была создана: National Grain Corporation, которой выделили 10 млн. долл., чтобы централизовать рынок зерна.
Поначалу, к концу 1929 г. зерновые цены стабилизировались, но к лету 1930 г. они пошли вниз. Это началось как раз после весеннего сева, когда фермеры посеяли больше пшеницы в надежде на стабильность цен. Где было Бюро, где был весь Минсельхоз? Почему весной не предостерегли фермеров от расширения посевов при такой неустойчивой конъюнктуре?

Наверное, потому что «зима всегда приходит неожиданно». Чего мы хотим от чиновников? Вот когда урожаи стали расти, а цены — падать, тогда Бюро проявило кипучую деятельность. Оно начало прямые закупки излишков зерна, и Конгресс выделил ему еще 100 млн. долл. Вот это они умеют. Но накопление огромных запасов насторожило частных инвесторов, и цены продолжали падать. Наконец, Бюро и все его филиалы начали продавать свои запасы. Нужно ли объяснять, что цены от этого стали падать еще больше и быстрее? Сельское хозяйство Америки оказалось в тяжелой депрессии.

Итак, умножение чиновников и усугубление проблемы. Знакомо? Для полного сходства не хватает «Продовольственной программы». Впрочем, все описанное и есть «продовольственная программа» в американском «прогрессивном» варианте. Фермеры попали в полную зависимость от федерального государства, но и оно стало (с удовольствием) зависеть от фермеров.
С одной стороны, без поддержки государства фермеры уже не могут ни производить, ни существовать. И государству это нравится: оно страсть как любит тратить деньги, которых не зарабатывает. Вдобавок, все новые и новые бюро можно плодить. Федеральные затраты на сельское хозяйство продолжали расти.
С другой стороны, образовался такой симбиоз: расходы на субсидирование фермеров стали перманентным явлением, а фермеры – мощным лобби, голосующим за партию Большого Государства. Правда, по некоторым исследованиям, до самих фермеров доходит едва ли половина этих денег…
…Между нами говоря, мы уже на пути к Великой Депрессии, только всезнающее государство об этом пока не знает… Ибо на дворе:

Процветание 20-х годов

Продолжение или окончание  следует