Автор: ЭМИГРАНТСКИЕ ПОБЫВКИ
Начну издалека. Мне было семнадцать, когда в югославской газете «Борба» решили печатать из номера в номер роман моего отца «Щит и меч», что сулило большие гонорары, и нам, всей семье – большая, понимаю, конечно, редкость – дозволили посетить Югославию в летний сезон.
Проще, практичней было бы поехать туда только родителям и обернуть капитал в товар. На «Мерседес» бы точно хватило. Наши музыкальные звезды разъезжали на иномарках высокого класса, купленных в зарубежных гастролях. Но поскольку у нас всё решала мама, то вместо «Мерседеса» она решила организовать длительное путешествие по очень красивой, еще не изрубленной в куски стране, вместе с нами, дочерьми, мною, старшей, и младшей на пять лет Катей.
Но мне предстояли выпускные экзамены в школе при консерватории, этим только и была занята моя башка. Родители, уважая мою страсть трудоголика к инструменту, в вилле, что они сняли в курортном Дубровнике, взяли для меня на прокат пианино. Дурища! Вместо того, чтобы упиваться сапфировым морем, пляжем, ресторанами, соблазнами западной жизни, долбала по клавишам, всё прочее воспринимая как бы в дурмане.
И вот как-то у отеля «Эксельсиор» увидела группу туристов, говоривших на русском. В порыве неосознанного, скорее рудиментарного патриотизма, к ним подбежала, всхлипнув восторженно: здравствуйте, я тоже русская!
Реакция меня удивила. Соотечественники настороженно переглянулись и все разом исчезли. После дошло, что они приняли меня за эмигрантку, то есть, как им внушалось. опасную, им подосланную провокаторшу. Я осталось одна, с застывшей улыбкой. Но что эмигранткой быть стыдно застряло надолго.
Прошли годы. Мой муж работал в международной организации Красный Крест, где за нами бдительно наблюдали и сотрудники советской миссии при ООН, и товарищи в погонах соответствующей организации. Я знала, затылком чуяла, что нахожусь под постоянным надзором, но всё же, хотя и с оглядкой, покупала в те годы запретные книжки запретных авторов в магазинчике на улице Руссо, что держали эмигранты, потомки еще послереволюционной волны, изъясняющиеся уже на французском. Но поскольку я алчно хапала дорогостоящие собрания Гумилева, Мандельштама, Волошина, под редакцией Струве, они ко мне расположились. Понимая, откуда я, совали мои покупки в пакеты супермаркетов.
Дальше – больше. Я начала увязать в знакомствах с женевской эмиграцией разных периодов, и разных, кстати, мировоззрений, но сцепка у них имелась, и меня выводили на новые связи, контакты. Скажем, Симон Маркиш, сын поэта Переца, профессор на кафедре славистики Женевского университета, устроил курс семинаров по моим сочинениям со своими студентами. Меня туда пригласили на заключительный, так сказать, этап для знакомства с автором. Я облажалась так позорно, что стыд опаляет до сих пор.
Но в университетской аудитории узнала рожи и из миссии, и тех, с погонами. Мы были полностью в их власти. Я что-то ляпну – и карьера мужа вдребезги. Ну и понесла всякую чушь. Симон Маркиш, удивительный человек, редкой деликатности, закончивший московский университет уже после расстрела своего отца и ссылки в Казахстан их матери с младшим сыном Давидом, знаток античности, всё понял и мне сказал: «Надя, вы в своих текстах совсем другая, но то, что сказали, глупости, пошлости, простительно, я ведь тоже заметил те лица, что явились ОТТУДА. Сожалею, сочувствую, вы в их тисках.»
Потом забрезжила гласность, Горбачев, его сокрушение Ельциным, провинциальным, той же закваски коммунистом-партократом, сумевшим убрать с дороги конкурента, разрушив империю, создаваемую веками.
Эйфория у Белого Дома, куда мы тоже ринулись, закончилась таким сокрушительным разочарованием, что стремление уехать, всё бросив, квартиру, дачу в Переделкино, куда мы свезли всю западную оснастку, от мебели, сантехники, до туалетной бумаги, стало маниакальным.
Моя, признаюсь, идея. Мой риск. Я лишалась всего. Что мой муж найдет работу и вне той страны шанс был. А у меня – никакого. Он подал на грин карды во вторичный наш приезд в Швейцарию, с двумя чемоданами, уже в личном качестве, после распада СССР, в Иммиграционную Службу США, и мы их без всяких проволочек получили.
Андрей снова работал в Красном Кресте, но уже не в должности заместителя генерального секретаря, а как глава делегаций в горячих точках, то есть Карабах, Руанда, Бурунди. Деньги платили большие. Мог оплачивать образование нашей дочки во Французском Лицее в Нью-Йорке, её проживание в английской семье. Вот только машины сотрудников Красного Креста в Африке, где шла племенная резня, периодически взрывались, дороги минировались, дома грабились, то есть платили большие деньги не зазря
А я тихо, одна в Женеве, сдвигалась. Выяснилось, что мне свойственная обособленность, имеет некоторые пределы. И если они нарушены — жить не хочу. Но и возвращаться в ту
страну ни за что, ни при каких обстоятельствах не хотела.
Опускаю подробности нашего внедрения в США, они рутинны. Но меня дивит в некоторых эмигрантах – их восторги при коротких наездах туда, где их оскорбляли, унижали, иначе, почему же они оттуда уехали?
Меня позабавил текст одной из теперешних эмигранток, в захлебе поделившейся с читателями своими впечатлениям о коллекциях российских нуворишей Текст так и назывался « «Олигархи и их коллекции». Ну какие-де умницы, какие знатоки. И называются имена, на мой слух неприличные. Из ельцинской шайки. Одно лишь оправдание той дамы, что она уехала из страны раньше, чем мы, и не видела того разора, позора, куда окунули большинство наших там сограждан.
Синдром эмигрантов – сатисфакция за испытанное прежде отторжение. Но осядьте там и получите ушаты помоев. Не так, как прежние идеалисты – возвращенцы, отправляемые в лагерные бараки, но тоже малоприятно. Ведь страна такая же, такой же режим. А олигархи, из бывших коммунистов, комсомольцев, разотрут эмигрантскую вошь мгновенно, не глядя, тем же самым сапогом.
Подобные тексты еще и отрава для молодых. Зов родины, якобы другой, может их прельстить. Не верьте, родина всё та же. Народ тот же, то же рабское большинство, задавленное властью, любой.
Ефим, я ведь объяснила, что и мой текст о романе Гроссмана , и интервью со мной на ту же тему опубликованы и стоят на интернете в электронной версии. Заново я ничего писать не буду, смысла не нахожу. Тем более, что снова всё это всплыло не на моем блоге, а, как Хоботов сообщил, в гостевой, а от кого исходило — не знаю.
Думаю, редактор Евгений Бервович сам решит, где именно на его сайте может появиться мой текст- ответ на историю с романом Гроссмана «Ничего нового». Тем более, что Хоботов, чье мнение ценю, считает, что теперь. с выходом сериала по роману, это было бы весьма актуально.
Но покаа ответа от Евгения Берковича не получу, текст свой ему послала, ничего предпринимать не буду.
У меня вот какое предложение к Вам, Ефим, и к Хоботову. Коли вы оба считаете, что мне следует отреагировать на статью Новодворской о Гроссманне, добротную, подробную, хорошо написанную, я уже её где-то видела, но где упоминание о роли Кожевникова мною воспринимается как навязшее в зубах клише, распространямое плохо осведомленными и лакомыми до дезинформации людьми, то не дожидаясь ответа мне Евгения, — он может быть занят, либо в отъезде, либо ему просто не хочется тут ввязываться, что тоже понимаю, — поставьте мой текст, повторяю, уже опубликованный, известный многим читателям. От моего, так сказать, имени, но не просто как комментарий, а как отдельно, особо выделенный сюжет автора блога.
Я вам обоим текст «Ничего нового» по вашим личным имейлам пошлю.. Вы ведь, Ефим мне помогли по моей просьбе с текстом » Моя борьба с наукой и прогрессом». По своей технической бездарности я с этим сама не справлюсь. А кроме того, хотя и согласна, что история с романом Гроссмана некоторую часть читательской аудитории всё еще интригует, не считаю продуктивным еще раз предлагать очередной вариант мною уже заявленного, осмысленного и аргументированного.
Да и текст » Ничего нового» был вызван настоятельными советами моих коллег, которых уважаю, не оставить незамеченной реплику из интревью с Рассадиным, буквально совпадающей с тем, что у Новодворской. Я и тогда никакого энтузиазма не ощутила снова тут ввзяваться. Но меня убедили, что мне не только как дочери, но и литератора, неплохо владеющим своим ремеслом, ответить дОлжно.
Сделала, постаралась. Редактор того издания, где интеревью было напечатано, не стал медлить, мой ответ сразу же появился в его журнале. И в самом деле, тщательнее меня, в ту ситуацию с романом » Жизнь и судьба», НИКТО не вникал, да и вряд ли нынче кто-то лучше меня знает тогдашнюю литературную кухню со всеми малоприятными подробностями, цензурой, диктатом Цека, чья виза требовалась для ЛЮБЫХ рукописей, предоставляемых авторами и в толстые журналы, и в книжные издательства. Забыли?
Отец никогда со мной ту историю не обсуждал, я еще в школу не ходила в момент тех событий. Их реконструировала по имеющимся уже свидительствам, в том числе и по дневникам Корнея Чуковского, по мемурам Ольги Ивинской.
Короче, если Вы, Ефим или Хоботов согласны удовлетворить интерес читателей вашего сайта по поводу романа Гроссмана, то вот мой текст » Ничего нового». А если нет, то напрашивается вывод, что и без ЦеКа, без цензуры главлита, всё как было, так и осталось. Никому ничем не хочется рисковать. Но в отличие от времена Кожевникова и того же Твардовского, роман «Жизнь и судьба» отвергнувшего, после чего Гроссман пришел в журнал » Знамя» к Кожевникову, никто уже ЖИЗНЬЮ не рискует. Башку никому не отпилят. Но правила остаются, значит,, те же: моя хата с краю.
Уважаемая Надежда!
Все начало и середина Вашего текста просто замечательные. » Синдром эмигрантов – сатисфакция за испытанное прежде отторжение» — это вообще классика. Проблемы начинаются ровно после этого предложения, особенно в последнем, нравоучительном абзаце. В связи с этим я вспомнил историю с моей мамой, пославшей в начале 50-х годов письмо Молотову с просьбой, когда он будет в Америке, в Нью-Йорке на сессии ООН, похлопотать, чтобы американцы освободили из тюрьмы Поля Робсона. Но, что простительно советскому человеку начала 50-х годов, то улыбчиво в отношении интеллигента начала 2000-х.
Мне кажется, что Вы можете поставить свой текст о Гроссмане здесь, с обязательством снять отсюда, если его напечатают в другом, более видном месте.
Успехов Вам!
Я, видемо, ответила наш Ваш личный имейл, Хоботов, и оценила Ваше дружеское сообщение-предупреждение. В своем ответе предложила на сайте Берковича опубликовать мой уже готовый текст «Ничего нового», где постаралась максимально подробно проанализировать ситуацию с романом Гросммана и те слухи, что налипли в связи с этим на репутацию моего отца, которая мне отнюдь не безразлично.
Еще раз к этому возвращаться не буду, жаль, извините, свои нервы, силы. Но была бы очень признательна Евгению Берковичу, если бы мой текст » Ничего нового» появился на его сайте там, где он сочтет удобным.
Уважаемая Надежда, поставить текст в Ваш блог никто, кроме Вас и администрации, не может. Поставьте сами, и дело с концом.
Стоит » Ничего нового» на моем блоге как отдельный текст. Удачно вышла замуж, Андрей помог. Но внимание и Ефима, и Хоботова к своей персоне ценю. И мнением их о своем тексте интересуюсь. Как и других, конечно, читателей. Автор работает, пока пишет, только для себя, но потом оценка читателей в той или иной мере важна. В обморок не падаю, как прежде, будучи молодой. Хотя в этом тексте мною руководил дочерний долг. Я бы себя презирала, сдав отца на расклев его недоброждителям, коих за его тридцать с лишним редакторства толстого журнула хватало. Да и у меня самой не мало. А теперь клюют не столько Вадима Кожевникова, — он уже безраличен ко всему, лежит на погосте в Переделкино с 1984 года, — а меня. Но благодаря именно его воспитанию, довольно жесткому, иллюзии, обольщения напрасные исключающее, я не беззащитная мишень ни для кого. Иначе бы не выжила ни в той стране, ни здесь, в эмиграции.
Уважаемая Надежда,
острую тему не обойти, не замолчать. Вот уже в гостевой Вам напомнили о высказывании Новодворской о Вашем отце: «Трусливый Кожевников отдал роман в КГБ. КГБ захлопал крыльями и закудахтал: такое яичко ему Гроссман помог снести! Ордена, погоны, премии. Гроссмана не арестовали, арестовали роман».
Это тут же, в блогах напечатано: http://blogs.7iskusstv.com/?p=17775
Может, когда у Вас будет время, в отдельной записи Вы расскажете, что знаете об этой истории? Кожевников и Гроссман. Сейчас, когда вышел фильм Урсуляка по Гроссману, это было бы уместно. Только не обижайтесь на вопрос, лучше уж прямо высказаться, чем за спиной. Правда же?
Будьте осмотрительны, Хоботов. Вы меня избалуете, и я зазнаюсь!
Браво, Надежда, это то, что я Вам предсказывал. Жемчужное ожерелье начинает полниться, «Блог писателя» оживает. В добрый час!