Автор: Хочу представить пользователям ИНТЕРНЕТ работу Т.В. Малышевой, заведующей Музеем-усадьбой художника Николая Николаевича Хохрякова в Кирове-на-Вятке. Уже много лет Татьяна Васильевна кропотливо изучает наследие Николая Николаевича Хохрякова, его биографию и творческие связи художника. По инициативе Татьяны Васильевны был подготовлен к изданию альбом замечательных крымских цинкографий художника. Эта работа еще ждет своего издателя.
Александр Рашковский, краевед, 6 октября 2012 года.
Пейзажи Крыма конца XIX – начала XX веков в цинкографиях художника Хохрякова.
Кто из первых знаменитых вятчан посетил Крым? Из художников, чьё воображение поразила природа Крыма, был Иван Иванович Шишкин. Вятский медведь и царь русского леса приехал в Ялту в 1879 году. До этого он успел обрести славу как мастер лесного мотива в пейзаже. Именно крымчане, Айвазовский и Лагорио, раззадорили молодого Шишкина, когда за 20 лет до этого показали на выставке в Московском училище живописи и ваяния, как умеют изображать море и горы. А почему не сделать героем пейзажа русский лес?
И ещё был повод у Шишкина: поехать в Ялту на могилу своего любимого ученика, товарища по искусству и ближайшего родственника Фёдора Васильева. Жестокий туберкулёз унёс 23-летнего Фёдора Александровича, его сестру Евгению, молодую жену Ивана Ивановича, и их малолетних сыновей Владимира и Константина, только первая дочь Лидия пошла в отца.
От горя спасает работа, а Шишкин – величайший труженик в искусстве 2-ой половины Х1Х века и недостижимая вершина в графике. Его технические изобретения в иллюстрировании художественных изданий сыграли важнейшую роль вслед за фотографией. Больше, чем живопись, удавались Шишкину литографии и офорты, в них он умел достигать солнечных пленэрных состояний так же, как другие художники в живописи. Заворожённые его работами ценители даже говорили об импрессионизме в графике. Три года после окончания Академии художеств Шишкин провёл в Европе, и иностранцы скупали его графику много охотнее, нежели картины. А в графике тот же величественный лес.
Соединив в экспериментах гравюру на металле и фотографическую технику Шишкин, будучи с детства мастеровитым человеком, изобрёл «выпуклый офорт», или «цинкографию». Художник использовал свойство цинка принимать серебро, применяемое в фотопечати, что позволяло делать цинковое клише для тиражной графики и иметь множественные равносильные оттиски при дешевизне воспроизводства «выпуклого офорта». Цинкографию распропагандировал журнал «Пчела» за 1875 год статьей А.Прахова «Новое художественно-техническое усовершенствование Шишкина».
Итак, прославленный Шишкин приезжает в Ялту в 1879 году, и работает всё лето над крымскими зарисовками и этюдами, которые пригодятся ему во всём последующем творчестве. Например, в Вятский художественный музей, вероятно через Н.Н.Хохрякова, поступила серия оттисков офорта «В Крыму. Гурзуф» (1886) и оригинальный рисунок карандашом и белилами от 14 мая 1879 года – солнечный шишкинский шедевр «Алушта». В 1880 – ом году к нему в холодный Петербург приезжает учиться «протеже» братьев Васнецовых – Хохряков. Услужливый молодой человек становится почти членом семьи за полтора года. В 1881 году Хохряков под влиянием Шишкина рисует и пытается делать офорты. Но ему хочется заниматься живописью, к тому же дома дожидаются родители и четыре сестры.
Только в 1886 году, когда его любимой сестры Анны не стало, а картину Хохрякова с передвижной выставки купил П.М.Третьяков, художник из Петербурга заехал в Москву на выставку и, осчастливленный вернисажем, поехал к дядюшке Рязанцеву в Ялту. Ориентировался он по карте, составленной Шишкиным, и благополучно добрался от Харькова до Севастополя по железной дороге, к тому времени уже соединявшей Россию и Украину с полуостровом. Но от Севастополя надо было плыть морем. В письме учителю Хохряков отчитывался о впечатлении от моря и гор: «Так, что я в восторге приехал в Ялту – горы все отражались в море, а море такое было, что и слов нет описать, – в горах высоко тянулось облачко…»
Итак, в течение 25 лет, пока был жив дядюшка Александр Александрович Рязанцев. Хохряков с лёгкой руки Шишкина стал крымчанином. Стало ещё лучше, когда в Крыму он встретил своего покровителя Николая Ивановича Пастухова, дававшему Николаю Николаевичу работу в газете «Московский листок». Вот когда пригодились уроки у Шишкина: и рисунок, и офорт, и цинкография!
Ялта и Вятка – города, с которыми связаны жизнь и творчество вятского художника. В урочище Магарач по соседству с территорией Никитского ботанического сада Ялты в центре крымского виноделия жил его дядюшка по матери. В ялтинском некрополе Александр Александрович Рязанцев значится как Почётный гражданин Вятки, Слободской 2-ой гильдии купец, умерший 12 января 1910 года(1). Наследник богатейшего вятского рода был совладельцем Косинской бумажной фабрики. В середине 1880-х годов по семейным обстоятельствам Рязанцев перебрался на жительство в Ялту, купив имения с виноградниками, и являлся главным меценатом Хохрякова, всегда давая племяннику приют.
Художник, где бы он ни находился, не может не рисовать, не писать. Первые крымские работы датируются 1886 годом, последняя цинкография с изображением Верхней Массандры относится к 1910 году. Все крымские достопримечательности перерисованы и переписаны вятчанином Хохряковым, но пока в Ялте об этом было неизвестно, так как там нигде не экспонируются и не публикуются его произведения.
Вятка и Ялта – города на месте древних поселений для спокойного, мирного существования, не обременённые столичной суетой и агрессией мегаполиса. Сейчас Ялта – периферийный город автономной республики Крым, от столичного Симферополя его отделяют горные хребты, через которые проложены удобные шоссейные дороги.
В 1886 году, впервые приехав к дядюшке, Хохряков писал своему учителю И.И.Шишкину: «У меня в голове кроме этюдов ничего нет, я сплю и во сне вижу этюды…» Увлечённому, наблюдательному пейзажисту многое дала работа на побережье Крыма. В живописи он перестал бояться писать солнечные пленэры – у него появились прозрачные тени, и богатства оттенков зелени. А в оригинальных рисунках, которые практически не изучены, стали заметны лёгкость и свет.
Цинкографии служили художнику средством заработка, издатель, Николай Иванович Пастухов, требовал их еженедельно, независимо от настроения и вдохновения художника, отсюда многие работы неравноценны. Несомненно, велико их историческое значение, как документов времени. Бесспорно и художественное достоинство многих цинкографий, представляющих обобщающие образы природы Крыма или достопримечательности края. Многие произведения могут привлечь внимание мастерством рисунка и композиции. Часто цинкографии выполнены с использованием фотографии, что характерно как для творческого метода И.И.Шишкина, так и владевшего фотографией и коллекционировавшего снимки самого Н.Н. Хохрякова. И.И.Шишкин считал, что фотография может служить посредником между природой и художником, только художник должен воспринимать её творчески, «артистически» прорабатывая, используя достижения фотографического искусства.
Лист, выполненный в 1893 году, – «На южном берегу Крыма: по дороге в Ливадию». Восхищает, как аккуратно выглядит дорога, проложенная в горах, с одинокой коляской и лошадками, со столбами электролинии. Изумляет, как в чёрно-белом цинкографическом изображении передаётся солнечный свет, озаряющий окрестности, кажется, что сами горы отражают, излучают его.
Алупкинский дворец-музей, с 1920 года хранящий художественные ценности Южнобережья, изображен Хохряковым не один раз. В 1888 году он создал цинкографию «Въезд в Алупкинский дворец», в которой живописно представил эту достопримечательность, включив в композицию старые деревья, щедро оплетающие растительностью башни английского стиля.
Один из панорамных эпических пейзажей Хохрякова – «Южный берег Крыма. Селение Алупка»(1893) – охватывает всё побережье, представляя общий вид Алупки с дворцом у моря и даже с изображением рисующего художника. Особенно изящна газетная виньетка «Дворец в Алупке и мечеть» (1892) с цветущей веткой и мечетью на первом плане. Алупкинский дворец вдалеке изображён на фоне гор, его фасад, обращенный к морю, выполнен в арабском стиле по прихоти его владельца графа Воронцова.
На Южнобережном шоссе над Форосом на отвесной Красной скале недавно восстановлен храм Воскресения Христова. К лучшим цинкографиям Хохрякова относится лист «Храм Воскресения Христова у Байдарских ворот» (1892). В монументальную композицию с выразительными контрастами включены и крошечные Байдарские ворота, почти скрытые в облаках, и дорожки, бегущие по величественным горам, и кажущийся игрушечным храм на скале. В крымском альбоме обнаружился лёгкий набросок карандашом с видом на храм, сделанный на большой высоте над уровнем моря. На южном побережье Крыма это возможно. Там даже шоссейные дороги идут в три яруса над морем, а что говорить о тропах, создающих всё разнообразие для пленэрных площадок.
Одна из самых старых городских улиц – Екатерининская, и на ней маленький Музей культуры Ялты Х1Х – начала ХХ века. Здесь знают адрес дома художника Г.Ф. Ярцева, от которого в 1893 году Николай Хохряков получил в подарок «Крымский этюд»(1890), находящийся в Вятском художественном музее. На улице Войкова, 9 на памятной мемориальной доске выгравированы имена великих писателей, артистов, композиторов, художников. Дом строился по заказу Григория Фёдоровича, обосновавшегося в Ялте, потому что у него была больная жена и шестеро детей. Художники крайне редко живут богато и счастливо. Там есть имя старшего Васнецова, но, к сожалению, нет имён ни Аполлинария Васнецова, ни Николая Хохрякова.
Бунин, Чехов, Горький, Сулержицкий, Книппер-Чехова, Мамин-Сибиряк, Телешов, Куприн, Ермолова, Рахманинов, Шаляпин, Виктор Васнецов, Нестеров входили в эти двери, сидели за самоваром на этих знаменитых широких балконах, – всех принимал доктор Леонид Валентинович Средин, снимавший весь второй этаж у родственника Григория Ярцева. Чехов назвал фамилией Ярцева своего героя в рассказе о московской жизни «Три года» (1894), представив его оптимистичным, жизнедеятельным педагогом, уважающим женщин нового времени.
В.М.Васнецов приезжал сюда несколько раз тем же путём, что и Хохряков. Здесь, у Срединных, под присмотром врача, жил его безнадёжно больной сын Алёша, облегчение которому наступало только в Крыму. Сохранилось несколько писем из Ялты жене Александре Владимировне Васнецовой, в девичестве Рязанцевой, и письма Алёше, периодически жившему в Ялте с 1896 по 1910 годы. Судя по письму 1900 года, он приезжал со старшей дочкой Татьяной, тоже художницей, моделью для сказочных картин и портретов, помощницей и преемницей. Виктор Михайлович был рад за неё, что удалось им обоим увидеть Крым во всей красе. Погода на море была великолепна. «Дорога в Ялту удалась нам как нельзя лучше. Горы и море были празднично хороши! На этот раз они произвели на меня гораздо большее впечатление, чем в прошлый наш приезд. Таня, вероятно, описала тебе свои восторги. Ездили на Ай-Петри – это страшно, но величественно и прекрасно».
В гостеприимном ялтинском доме Васнецов познакомился с Горьким и Чеховым. О хозяевах он пишет так: «Приняли нас с Таней как родных. К Алёше относятся все, как к своему. Меня даже удивило такое отношение. На этот раз Бог послал нам прекрасных людей. Средин с женой – превосходнейшие люди во всех отношениях. Ярцевы – тоже, вся семья их удивительно милая». На этот раз Таня с Алёшей отправились в Москву, а Виктора Михайловича в «отборной» компании с Горьким, Чеховым, Срединым, Алексиным – на Кавказ, Александр Александрович Рязанцев провожал до Новороссийска.
В поездку 1909 года, когда сидел в любимом ресторанчике в Севастополе, Васнецов писал об испытываемых чувствах: «Тут уж со мной совсем сделалось плохо – от восторга в буквальном смысле начали душить слёзы… Синее море ласкалось к берегу так приветливо, точно и вправду узнало меня…узнало, что я его люблю. Совсем раскис!»
Может, и детство вспомнил, как рисовал мальчишкой море и корабли в Рябово вдалеке от всякого моря. Поскольку нет возможности нам увидеть живописные мотивы Крыма кисти Виктора Васнецова, попробуем подключить своё воображение к его переживаниям, оформленным словами в письмах домочадцам. Васнецов, как картины пишет, таковы его описания природы Крыма.
«Море – вот главное!… Как это, Таня, красиво, колоритно и впечатлительно! Далее – у высокого гребня скал, вроде Ай-Петри, приютилось облако; солнце уже довольно низко стоит, золотит лучами и скалы, и облако, которое медленно начинает сползать книзу; в это время впереди, из-за гребня скал лёгкая тучка брызнула дождём, засветилась радуга и сползающее облачко расцветила такими цветами, что ни в сказке сказать, ни пером описать!… Дельфины тоже выкидывают свои аллюры, один прошмыгнул под пароход, невдалеке кувыркаются в море колесом – должно быть рады моему приезду… Вот уж и Симеиз, скалы: Кошка, Дива, Алупка. Ореанда…Темнеет. Вон и Ялта, огни есть уже».
Виктор Васнецов мечтал «хотя бы немножко мазнуть море», известна его импрессионистическая работа, изображающая узкую ялтинскую улочку, по которой спускается высокий худощавый мужчина, как будто это сам Виктор или Аполлинарий.
Аполлинарий, не обремененный семьёю, бывал здесь чаще, но к знаменитостям по скромности и молодости, как и Хохряков, не относился. В автобиографии он пишет: «Крымские горы я знаю от Чатырдага до Байдарских ворот и писал в них этюды. Подымался на Чатырдаг к его знаменитым «зубьям» с носящимися над ним грифонами. Лазил на Аю-Даг; дважды поднимался на Ай-Петри. Жил у Байдарских ворот; бывал и писал этюды в Космодемьянском и Георгиевском монастырях».
В собрании Вятского художественного музея есть два крымских пейзажа Аполлинария Михайловича и рисунок пером «Массандровский лес» (1893). В 1894 году художник путешествовал на развалины ханской крепости в городок Карасубазар и написал дивный этюд с руинами, прогретыми солнцем, со сторожами-кипарисами. В 1906 году художник написал этюд «Кипарисовая роща» с муллой в чалме, прячущимся на скамейке в тени кипарисов.
Михаил Нестеров, считавший себя земляком Васнецовых, так как родом был с Урала, из Уфы, приехал сюда в апреле 1894 года по совету Аполлинария, и вместе с Ярцевым они ездили в Никиту к Рязанцеву. Нестеров сообщал родителям о встрече со своим бывшим соучеником по Московскому реальному училищу: «Был у Рязанцева, ну тот заведомо чудный человек, встретились мы после почти 20-ти лет, как бы расстались вчера. (Он только сильно постарел). Живёт «у самого синего моря» в милом уголке». Так Нестеров писал об имении Темис-су в урочище Магарач в Никите, принадлежавшем Рязанцеву. В лёгком, ажурном рисунке 1886 года из дорожного альбома Хохряков с небольшой высоты представляет имение дядюшки Темис-су, где постройки и деревья утопают в солнечных лучах.
Никита – селение, граничащее с территорией Никитского ботанического сада, который отмечает в 2012 году своё 200-летие. У Хохрякова есть цинкография «Императорский Никитский сад» (1891), состоящая из фрагментов, изображающих Административное здание, церковь Преображения Господня со звонницей и кипарисовую аллею. Сейчас эта строгая композиция с мастерским рисунком звучит как реквием Александру Александровичу Рязанцеву, благодаря которому столько всего создал для Ялты и Вятки Н.Н.Хохряков. Только в Вятке сохранилось около пятидесяти больших и маленьких крымских этюдов Хохрякова, 70 цинкографий, 8 альбомчиков по Крыму. Рязанцева отпевали в этой церкви, на давно закрытом кладбище Императорского Никитского сада – месте захоронения деятелей виноградарства и виноделия России – покоится его прах.
В Магарач Хохряков привозил московскую художницу Евгению Николаевну Горячеву, они гуляли и рисовали окрестности. В цинкографии «Виды Крыма: Учан-су-Исарь, близ г. Ялты» (1894) изображена парочка влюблённых на остатках стены древнего укрепления, а деликатный Рязанцев пристроился внизу на скамеечке под деревом. Автор композиции, вероятно, использовал фотографию, на которой Александр Александрович сидит в той же позе, закинув ногу на ногу, под чинарой в имении Темис-су. Чинара – поэтичное народное название могучего платана, произрастающего в Крыму.
Из достопримечательностей Никиты у Хохрякова, чаще всего изображается в разных вариантах два мыса – Мартьян и Монтадор. Всюду узнаваемы их очертания: в этюде с ярко-синим морем, в незаконченном вечернем пейзаже с сидящей женщиной на берегу, а также завершённом пейзаже с высокой волной. Есть и фотографии этого места, привлекавшего внимание художника. Все наблюдения в Никите, где подолгу жил художник, переданы в тщательной, подробной цинкографии «Прибой волн» (1894) с белыми чайками и парусными кораблями.
В Верхней Массандре любили работать Хохряков и Аполлинарий Васнецов. Цинкография Хохрякова «Верхняя Массандра. В горах Крыма» (1910), предназначенный для «Московского листка», был выполнен в оригинале на цинкографической бумаге с использованием кисти, как все композиции этого времени. Такой ракурс, возможно, рисуя или снимая на высоте, выбрал уже немолодой художник пятидесяти трёх лет, постигший эпическую красоту южной природы. Ощущение величия Крыма приходит не сразу: Михаил Нестеров, редко приезжавший в Крым, так и не оценил её могущества. Для всестороннего знакомства с природой надо выполнить сотни рисунков в альбомчиках, написать этюды, сделать фотографии, как это сложилось у Хохрякова.
Две цинкографии представляют «Новый дворец в верхней Массандре в Крыму» (1896). Этот летний дворец французского стиля в то время только заселялся, и хозяева царской фамилии даже не ночевали здесь обычно. Комнаты дворца, в числе прочих украшали произведения Ярцева, Шишкина, Аполлинария Васнецова. Здесь могла бы висеть хохряковская цинкография «Крым. Церковь в Массандре». Храм Усекновения Честной Главы Св. Иоанна Предтечи в классическом стиле с четырьмя колоннами и фронтоном, вероятно, утрачен в советские годы, потому ещё более ценно произведение нашего земляка. У церкви в Массандре под чинарой, на круговой скамье сидят Александр Рязанцев и его зять Леонид Спасский, друг Хохрякова с гимназических лет, семья которого часто отдыхала в Ялте.
Город-спутник Ялты Алушта и её окрестности тщательно обследованы Хохряковым благодаря гостеприимству земляка и родственника Ивана Аркадьевича Машковцева, жившего в Профессорском уголке Алушты, в Партените. Машковцев избирался в Алуштинское городское управление, как «отец города». У него покупал землю для постройки дома в 1917 году писатель Иван Сергеевич Шмелёв. В эпопее Шмелёва «Солнце мёртвых» повествуется о трагической судьбе Андрея Кривого с Машковцевских виноградников. Из братьев и сестёр Машковцевых только Ольга Аркадьевна сумела пережить революционный переворот. Получив до революции медицинское образование, преподавая санитарии и гигиену в прогимназии в Симферополе, она дожила до глубокой старости и даже получила звание заслуженного врача.
Наконец, наибольшее количество цинкографий дал Хохрякову Гурзуф. «Гурзуф: вид на деревню» (1892), «Гурзуф» (1896) и другие нарисованы с помощью фотографии. Самая большая гурзуфская композиция (1897) с фигурками двух дам в пелеринках, с перьями на шляпках выполнена по фотографии, смонтированной из трёх фрагментов. Чтобы усилить впечатление от увиденного с высоты берега, художник сначала снял характерные для горных склонов крымские сосны, потом прибрежные жилые строения и храмы, наконец, море и скалы, образующие бухты. Однако, самый ранний лист гурзуфской серии – «Селение Гурзуф и гора Аю-Даг» – публиковался во «Всемирном обозрении» ещё в 1886 году после первого приезда Хохрякова в Крым. Одна композиция, охватывающая побережье на километры до самой горы Аю-Даг, включает другую, расположенную внутри большой. На внутреннем фрагменте на фоне Генуэзской скалы подробно представлены те бухточки, которые, спустя десятилетия, выберут для строительства своих гурзуфских дач А.П. Чехов и К.А.Коровин.
По времени рождения Чехова и Хохрякова разделяет только два года, они относились к одному сословию обедневших купцов, одним и тем же газетно-журнальным кругам Москвы и Петербурга, одновременно жили в маленьких приморских городках Ялте, Гурзуфе. Ближайшим другом Чехова был московский доктор Николай Иванович Коробов, родственник и сверстник Хохрякова из Вятки, жена которого тоже часто лечилась в Ялте. Наконец, Чехов и Хохряков носили одинаковые галстуки «фантазия» в виде шнурочков с цветными кисточками. Только один был ироничен до сарказма, а другой имел более позитивное мышление и поэтический строй образов в отличие, например, от вятских художников в столицах карикатуристах М.М.Чемоданове и В.И.Порфирьеве. Но оба, Чехов и Хохряков, были одинаково зависимы от творчества, семейных обязанностей, болезней плоти и духа и хорошо понимали, что долг прежде, чем самая незабываемая, единственная любовь.
Когда чеховед-исследователь Тамара Константиновна Николаева на Чеховских чтениях в Вятке в 2010 году начала говорить о Чехове и называла основные черты его характера, было ясно, что всё сказанное относится и к Хохрякову. В рассказе «О любви» (1898) чеховский герой Алёхин любим и влюблён, но не может предложить встреченной им любимой, родной, понятной женщине ту жизнь, которую они вместе заслуживают. «Как ненужно, мелко и обманчиво было всё то, что нам мешало любить», — вздыхает в заключение Алехин-Чехов-Хохряков. Образ Алёхина одновременно автопортретен и наделён характером, судьбой, поведением, свойственными этому поколению.
Одну из гурзуфских бухточек, замеченных ещё Хохряковым, застроил в 1910 году художник Константин Алексеевич Коровин и у него, конечно, бывал вятский и мировой бас Фёдор Иванович Шаляпин, как только приезжал в Крым. Вместе они исполняли желание засыпать под шелест морских волн и просыпаться в аромате роз на балконе с видом на бескрайнюю синь моря. Шаляпин усердно торговался, пытаясь купить у Коровина островки адалары – «белые камни». Он успокоился только, когда артековская помещица, хозяйка виноградников, виллы, ресторана с рулеткой О.М.Соловьёва, подарила ему прибрежную скалу. Фёдор Иванович проводил время отдыха на обширном морском камне и планировал построить здесь имение. Всё смела революция, осталось название – скала Шаляпина.
В течение трёх лет Шаляпин неоднократно посещал в Ялте Усатова Дмитрия Андреевича. Дом его обнаружился на углу короткой Партизанской улицы, не обозначенной на картах города. На мемориальной доске стояли знаменитые имена Шаляпина и Рахманинова. «Страницы моей жизни» Фёдора Ивановича раскрыли этот образ бескорыстного талантливейшего учителя, ставшего единственным воспитателем для беспризорного, бесприютного Феди в начале 1890-х годов. Дмитрий Андреевич – тенор Императорских театров, в том числе Большого, в 1890-ом году был приглашен в качестве профессора вокала в Тифлисское училище. Он, как никто другой, знал и любил музыку и научил любить и понимать её Фёдора Шаляпина.
Трогателен описанный Шаляпиным эпизод: после удачного выступления начинающего певца, учитель взял свой лавровый венок, вытравил фамилию «Усатов» и, написав «Шаляпин», увенчал лаврами Федю. Умер Усатов в Ялте, но до конца состоял в переписке с Шаляпиным, просил его, например, утешить старичка новшеством – стереоскопическими карточками. И Шаляпин слал их из Москвы. Шаляпин даже из-за границы присылал деньги ему, а потом его вдове, потому что считал второй матушкой Марию Петровну Усатову.
В центре Ялты, в двух шагах от набережной, на старинной улице Екатерининской высится роскошный особняк, построенный по проекту Н.П.Краснова с греческим портиком, скульптурными бюстами, крылатыми грифонами. На рубеже веков им владел городской голова Ялты А.А. Спендиаров (Спендиарян), отец известного армянского композитора, у которого тоже бывал Шаляпин. С 1901 по 1917 дом был центром музыкальной культуры Ялты.
И.К. Айвазовский придумал в этом доме благородное собрание со своими картинами и музыкальными вечерами. К сожалению, от прекрасной идеи пришлось вскоре отказаться. Друг за другом покинули этот мир Иван Константинович в 1900 и Афанасий Авксентьевич в 1901 году.
Но дом Спендиаровых помнит концертные программы, литературно-музыкальные вечера, посвящённые Горькому, Чехову, Калинникову. Младший Спендиаров опекал больного Василия Сергеевича Калиникова, хоронил его на свои средства на старинном кладбище Ялты. Спендиаров «восторженный, рассеянный, — вспоминают современники, — как цветок, который закрывался от неосторожного обращения», был похож по характеру на нашего Николая Николаевича Хохрякова. На известном фото Александра Афанасьевича представлен невысокого росточка мужчина с усами, в аккуратной тройке, в шляпе, с тросточкой в руке. И.И. Шишкин тоже считал Николая Николаевича не в меру ранимым, сравнивал художника с улиткой, готовой при критике спрятаться в свой домик. Они и умерли в один год — 1928. И в Ереване есть музей-квартира композитора Спендиарова, куда Александр Афанасьевич перебрался в 1924 году, а у нас –Музей-усадьба художника Хохрякова.
В Ялту вслед за Шаляпиным обычно приезжал С.В.Рахманинов, они любили выступать вместе, зажигая друг руга своей горячностью, музыкальностью, талантом. В последний раз на родине Сергей Васильевич давал концерт именно в Ялте и в 1917 году он с семьей отсюда уехал в Европу.
Самый рубеж веков в Ялте был насыщен, как и Вятке, событиями художественной и музыкальной жизни, благодаря деятельности культурных домов сына городского головы Ялты – Александра Афанасьевича Спендиарова и городского головы Вятки – Аркадия Михайловича Васнецова. Брат знаменитых художников Аркадий Михайлович, дядюшка Н.Н.Хохрякова, имел восьмерых детей, занимавшихся не только спортом, но и музыкой, пением, живописью, скульптурой. Васнецов был вместе с Хохряковым непосредственным организатором музея, отметившего в 2010 году своё столетие.
Таким же гостеприимным в Вятке был дом архитектора Ивана Аполлоновича Чарушина, у которого бывала художественная театральная и музыкальная молодёжь. В 1920-е годы, когда свои дети – Екатерина, Евгений и Владимир – разъехались на учёбу в Петроград, в Вятке в доме Чарушиных располагался Губмузей и жил с семьёй музеевед и краевед Александр Сергеевич Лебедев, квартировали музыкальные классы Герасимова, жил сам Константин Александрович Герасимов, периодически наезжал художник Аркадий Александрович Рылов.
Рылов очень тесно связан с Крымом через своего учителя А.И.Куинджи. Академический учитель Рылова был родом из Мариуполя, греком по-национальности, но знал и любил всех вятских художников – по-своему ценил правильного Шишкина, эмоционального Виктора Васнецова, скромных юношей – Хохрякова и Аполлинария Васнецова. И многих вятских, кого мы не знаем, Куинджи знал.
Рылов ещё юношей в Вятке по иллюстрациям с картин маэстро в журнале «Нива» полюбил Куинджи и оставался верен своему учителю, состоя членом общества имени Архипа Ивановича Куинджи в течение почти 20 лет даже после его смерти. Для Вятки Рылов сделал многое: примером собственной живописи он донёс заветы Куинджи, его романтическую направленность, создал что-то вроде школы Куинджи в Вятке.
Поскольку Аркадий Александрович Рылов и его вдова Сара Львовна подарили в Вятский музей много произведений графики, акварели, живописи, то мы можем найти среди них и тщательное изображение в карандашном рисунке острова Кекенеиз (1909). Этот остров у южного берега Крыма и землю недалеко от Симеиза в 1886 году Куинджи приобрел для себя и для целой группы товарищей-передвижников. Туда он решил отправиться со своими учениками. «Место дикое, нетронутое. Лес, камни, скалы и синее море» — так описывает Рылов крымское владение учителя.
«В мае 1895 года я плыл по Чёрному морю из Одессы в Севастополь на полугрузовом пароходе «Синеус», чтобы оттуда ехать по железной дороге в Бахчисарай – сборный пункт для нашего путешествия по Крыму. Я в первый раз увидел настоящее море, о котором с детства мечтал». Чтобы из Бахчисарая добраться до морского побережья, надо было всей большой кампанией, с гружённой утварью арбой перейти горный перевал через Байдарские ворота, к которым художники пришли только к вечеру. « Я поражён был необычайным простором, впервые увиденным мною с огромной высоты. Небосклон и море с далёкими парусами рдели в розовых лучах заходившего солнца. Вдоль берега, далеко внизу, шевелилось белое кружево пены, слышались мерные звуки прибоя, воздух насыщен солёным дыханием моря», – делится впечатлениями Аркадий Александрович.
В коллекции музея есть крымский пейзаж «Море. Камни» (1909) с ярко-синей водой. «Море…Я любил ловить кистью бегущие волны, рассыпавшиеся в белую пену о камни и скалы», – эти слова Рылова из книги «Воспоминаний» можно отнести к нашему музейному произведению.
Впрочем, живописное полотно могло быть создано и в Партените, на восточном побережье Крымского полуострова, у горы Аю-Даг. Здесь в Алуште, живя у Машковцевых, рисовал, писал горы и море Николай Хохряков. Сюда зазывали Аркадия Рылова петербургские друзья с Пантелеймоновской улицы, семья Келлеров с его любимицей «принцессой» Наташей. Наташа и Куинджи – две больших любви в жизни Рылова и он не мог не откликнуться на приглашение. Хозяин имения Владимир Константинович, владелец виноградников и винодел, приготовил для художника мастерскую – большой сарай с бетонным полом и обилием света. Хозяйка Вера Ивановна, как всегда, обласкала друга семьи.
Через Аркадия Рылова куинджевскую школу проходило не одно поколение живших в Вятке художников. Каждый из вятичей по-своему обогатил достижения куинджевской школы. Интерьеры и поздние пейзажи Николая Хохрякова освещены солнцем, символизирующим чувства и настроения автора. Николай Румянцев считал Рылова первым и главным учителем в искусстве. Его произведения привлекают декоративными качествами и световыми эффектами в экспериментальных техниках темперы, пастели, масла. Колористические находки Алексея Исупова и Юрия Васнецова, актуальные для ХХ века поражают экспрессией цвета и мазка.
Имя Рылова носит сегодня Вятское художественное училище, творческая дача которого размещается на его родине в Истобенске. И мы вправе ожидать появления равного по силе таланта романтика, который возмечтает о море не менее, чем братья Васнецовы.
Татьяна Малышева, зав. Музеем-усадьбой художника Н.Н.Хохрякова.