Из старой тетради (“Лихие девяностые”). Мужчины в ее жизни

На нашу площадку вселилась новая соседка – молодая, симпатичная женщина. Все прозвали ее «дамой с собачкой». Она выходила в дворовый садик, держа на руках маленькую болонку, спускала ее на землю, та делала свои дела, бегала, лаяла, затем они входили в парадную, садились в лифт и поднимались на наш этаж.
Обычно я встречал «даму с собачкой» утром, когда шел на работу. Мы приветливо улыбались друг другу, здоровались. Кабина лифта шла вниз несколько секунд. Затем мы расходились, я шел на работу, она с собачкой – в садик. Как правило, мы встречались один раз в день, утром. Был, однако, один день, когда я видел ее пять раз. Об этом дне я и расскажу вам более подробно.
В тот день я уходил из дома на час раньше. В кабину лифта вошел вместе со мной молодой человек лет двадцати трех. Провожала его до лифта наша новая соседка. Как обычно я приветствовал ее кивком головы. Мне пришлось вернуться в середине рабочего дня, чтобы взять забытый дома мобильный телефон и заодно пообедать. Во дворе, у самого входа в парадную стоял утренний молодой человек. Он держал в руках садовую лопату, которой вскапывал небольшую полоску земли. Рядом с ним стояла моя прекрасная соседка с лейкой в одной руке и небольшим пакетиком семян в другой.
— Молодец! — цинично подумал я, — Наверное, она умеет не только давать, но и брать.
Возвращался я с работы немного позже обычного. У самой парадной стоял хороший импортный автомобиль серебристого цвета неопределимой для меня модели. На переднем месте в автомобиле сидела моя соседка, а на месте водителя – мужчина среднего возраста с усами, цвет которых немного контрастировал со светлыми волосами головы. В откинутой за стекло автомобиля, чтобы дым не шел в салон, левой руке он держал тонкую зажженную сигарету. Мужчина и моя соседка о чем-то спокойно говорили. Они сидели не близко друг к другу, между ними стояла небольшая сумка.
Через час – полтора после прихода я выходил на улицу по домашним, хозяйственным делам. Все тот же автомобиль стоял у парадного, и те же люди сидели в машине, и рука водителя была также откинута за стекло, и сигарета была в ней, только она потухла. Он и она продолжали говорить, и соседка слегка кивнула мне, как старому знакомому. Опять я проявил свой цинизм, подумав «О чем можно так долго говорить с такой симпатичной женщиной?».
Через несколько часов я возвращался и, выходя из лифта на своей площадке, снова встретил свою знакомую, провожавшую теперь пожилого, хорошо одетого мужчину. На этот раз я слегка кивнул ей, а она мне ответила тем же. И даже собачка на руках у нее признала во мне своего и немного приветственно поурчала, полаяла и высунула навстречу мне длинный, тонкий язык.
Соседка погибла по глупому, попав под машину пьяного водителя, но я некоторое время не знал об этом и удивлялся тому, что перестал встречать ее.
Однажды вечером мне в дверь позвонили. Я открыл. Перед дверью стояла женщина со следами былой красоты на лице. Она была очень похожа на соседку, как бывают похожи мать и взрослая дочь. Было видно, что она с трудом справляется с гримасой печали.
— Зайдите, пожалуйста, к нам, — попросила женщина, — Ириша очень хорошо о вас говорила.
Я удивился, ведь мы не сказали друг другу в сумме и сотни слов.
Я прошел в квартиру соседки за женщиной. За столом сидели, примерно, десять человек и среди них я увидел и встреченных мной однажды молодого человека, человека средних лет с темнеющими на бледном лице усами и пожилого, хорошо одетого мужчину. Это были, нас представили, сын, брат и отец соседки. Они сидели близко друг от друга, сплоченные общим горем, как бы защищая друг друга от навалившейся на них безмерной беды. В небольшом отдалении от этой группы сидел человек, которого я тоже узнал, хотя я ни разу не видел его в нашем доме. Это был известный эстрадный артист, лицо которого я каждый день видел с экрана телевизора, если я включал первый или второй каналы. Он был одет в новый или хорошо отутюженный темный костюм. Лицо его то же выражало печаль, печаль потери, но, одновременно, и печать отделенности. Это был муж соседки, мне об этом сказали потом, сейчас же я увидел его, привыкшего к шуму и поклонению, отдельность от плотной и духовно сплоченной остальной группы.
Расходились не все сразу. Первым ушел муж, а последними мать, отец, брат и сын соседки. А мне некуда было уходить, ведь я жил на этой самой площадке. Я помог закрыть дверь, и, обняв и поцеловав мать, отдал ей ключ.