***
Незрячая, а мчусь
с мешком на голове,
По склону вниз качусь,
по скошенной траве.
Валюсь в сырой овраг –
таращусь сквозь мешок.
Не вырваться никак –
затянут ремешок.
Меня лишили глаз –
глаза живут кругом.
Свет в мире не погас –
лишь заслонен мешком.
Пусть слух свинцом зальют –
все будет петь прибой.
Пусть ноздри мне заткнут –
пробьется трав настой.
Истлеет мой мешок,
но будет жить мой взгляд.
В траве мой ремешок,
а я над ним, я над
несбывшейся судьбой,
незрячестью своей.
Цветы бегут гурьбой,
за ними вскачь ручей.
1984
***
Оплеухи ветвей, в раздражении ждущих дождя,
вместе с ветром летящий заученный зов муэдзина –
никуда, никуда я от вас не уйду, уходя
по проулку, зажатому в тесных кустах розмарина.
Я брожу меж кустов, между запахов и голосов,
меж молитв и проклятий, не видя последних ступеней.
Не умею ответить на зов изнуренных кустов.
Но у веток сухих к январю иссякает терпенье.
2012
У Вас, мне кажется, несколько стихотворений про ветки и ветви, например,
«Ветка качалась, качалась
И от соседок своих отличалась…»,
однако, поставленное Вами стихотворение даже больше подходит к стихотворению Веры Марковой
«Ветка,
Согнутая толчком машины…».
Вы теперь видите, что чтение Вашей книги близко к завершению.
Ваш Е.
Спасибо! «Незрячая, а мчусь…» я написала, обладая ябсолютным зрением. Тогда это было метафорой. Как в воду глядела.
Спасибо! Мне кажется, что Вы родились «с глазами на затылке», как написала другая поэтесса, «сестра Ваша».